Бог Лезвий
Шрифт:
Раньше я никогда не вел дневник. Не уверен, что продолжу, но внутри сейчас все кипит, и если я не выскажусь – меня разорвет к чертям собачьим. Однажды в школе я прочитал о писателе, который думал так же, как я – писал, когда переполнялась голова, и это спасало его. Что ж, попробую этот способ, с верой в лучшее – мне надо поделиться тем, что наболело, и что точно не смогу выложить перед дорогой мамочкой. Надеюсь, получится писать быстрее. Зуд в пальцах.
Этот парень, Клайд Эдсон, реально отличается от других. Из-за него моя жизнь изменилась. Нутром чую – даже не чую, а знаю, – и это знание меня гнобит, будто я болен. Хотя нет, не болен. Я становлюсь кем-то новым, обновленным.
Находиться рядом с Клайдом – все равно что заряжаться от источника чистой энергии.
Может, я не до конца еще понял, но, думаю, все, как у того философа, про которого я слышал – не помню его имя, – утверждавшего, что можно стать сверхчеловеком. Я сейчас не про какую-то супергероику толкую, не про комиксовую хрень – я про серьезные вещи. Не помню, что тот философ говорил, но память и чувства подсказывают мне, что Клайд и я – двое избранных, современные сверхлюди, новая раса с прицелом на будущее. Вижу это так: когда-то человек был подобен дикому зверю, и его прок измерялся грубой силищей, не регулируемой ни сраным правительством, ни законами. Когда-то пришло время стать цивилизованными, чтобы пережить других головорезов, но теперь это все ни хрена не надобно, потому что головорезы вымерли и осталась горстка слюнтяев, которые собственную жопу не найдут без карты и, не имея под рукой инструкции, не сообразят, как ее подтереть. В общем, люди снова эволюционируют. Вопреки ученым, считающим, что нам дико повезло выползти из болота невежества, новые центурионы должны выйти из болота, созданного гребаными слюнтяями – со всеми правами человека и защитой слабых. Но теперь все будет иначе. Человечество вышло из воды на сушу, чтобы спастись от акул – что ж, пришло время акулам выйти следом и показать крутые зубы, острые как бритва. Нам, акулам, надлежит быть чрезвычайно скрытными до поры и, что важней всего, думать в одном направлении – так нас не удастся сломить.
Не знаю, правильно ли я все говорю, голова до конца не прояснилась, сложно передать словами – но я чувствую, черт побери, все чувствую. Люди стали чересчур цивилизованными, их слишком много – и эволюция позаботилась об этом, создала социальную мутацию, сверхлюдей вроде меня с Клайдом.
Клайд – реально крутой чувак, с характером. Получает то, что хочет, не позволяет ничему стоять на пути. Блин, то, о чем мы с ним разговаривали несколько дней назад… Так, все, ладно, я сбиваюсь с мысли. Да-да, социальные мутации.
Я все время считал себя чокнутым фриком, а оказалось, что я просто другой. Сколько себя помню – всегда был другим. Я просто не могу реагировать на вещи так, как это делают остальные. Плакать над умершими щенками и прочее. Велика, мать ее, потеря! Пес сдох, какого хрена меня это должно колебать? Я-то жив, чего расстраиваться?
Помню, по соседству жила мелкая девчонка, и у нее был котенок. Она все время с ним сюсюкала, гладила вшивого ублюдка. И в один прекрасный день мой папаша – дело было до того, как он устал от мамкиного нытья и отчалил далеко-далеко, и скатертью дорога – так вот, мой папаша отправил меня подстригать газон. Нравилось ему, когда он шит да крыт, а еще больше нравилось заставлять меня им заниматься. Ну, я пошел косить травку и увидел, что котенок забрел в наш сад. Меня это почему-то взбесило, я подманил его, пошел с ним в гараж и достал лопату. Потом отправился на передний двор, выкопал в земле ямку, сунул туда мелкого и зарыл – оставил только голову торчать, остальное утрамбовал на славу. Вернулся, значит, к газонокосилке и запустил ее. Видел, как его голова туда-сюда крутится, он выбраться пытается, пасть разевает – мяукает, значит, – но мне все по барабану. Я медленно повел к нему косилку, из-под нее знай себе трава летела, и когда оставалось до того куска меха несколько футов – понял, что, без шуток, кайфую. Просто, блин, блаженствую.
С расстояния в три шага я наехал на него. Какие звуки пошли! Во все глаза смотрел на крышку, под которой лезвия: вот передок у нее был зеленым вымазан, а вот – красным. Трава смешалась с мясом, клочками рваной серой шерсти, и все это орошало лужайку.
Насколько знаю, никто меня не заподозрил. Я просто прикопал все, что осталось, и продолжил стричь лужайку. Позже, тем же вечером, когда я уже заканчивал, девчонка пришла домой и стала звать: «Кис-кис-кис!», а я со смеху про себя покатывался. А так-то пришлось хранить невозмутимую мину, когда она пришла прямо к нам и спросила, не видел ли кто Морриса. Моррис, мать его – ну и имя для кота! Я ответил: «Нет, Моррис тут ни сном ни духом, извиняйте». И тут ее понесло, она стала плакать и звать своего клятого питомчика. чертов беспредел!
Но хватит приятных воспоминаний, дорогой дневник. Суть моих измышлений такова – люди слишком привязаны ко всякому дерьму типа кошечек и собачек, слишком им озабочены. Пора найти другой подход.
Как же все-таки хорошо – когда тебя переполняют новые, крутецкие идеи, и есть кто-то вроде Клайда, который не просто понимает, но разделяет их, видит мир через те же очки. Теперь я понимаю, почему бойскаутская чушь про делание добрых дел меня никогда не цепляла: хорошие оценки и признание ума не приносили удовлетворения. Все это – та еще херня из-под коня. Мы, сверхлюди, таким не интересуемся. У нас нет совести, потому что совесть – очередная ботва, призванная сделать из тебя чертова слюнтяя, липкозадого труса. Мы делаем то, что хотим, когда хотим, и то, что нам нравится. Сдается мне, кругом все больше таких, как я и Клайд. Пройдет немного времени, и наша порода победит. Похожие на нас не будут чувствовать себя изгоями, потому что поймут – их взгляды нормальны, и мы живем в мире, где если не ты, то тебя, в мире из сочного красного, мать его, мяса, и больше не будут обращать внимания на слюнтяйские терки – просто пойдут за своим мясом и добудут его.
Эти новые люди не будут похожи на остальных мудаков, что встают по часам, пресмыкаются перед начальством и вымаливают у жены трах. Хватит, накипело. Старому порядку пора на покой. Отныне каждый мужчина будет сам за себя, брать все, что захочет, любую женщину, все. Какой прекрасный будет мир – там, где каждый ублюдок с района, каждый помоечный пес – все будут дышать полной грудью. Каждый день будет приключением – постоянным поединком ума и силы.
Клайд распахнул передо мной столько дверей! Он определенно – нечто большее, чем просто отморозок. Несколько дней назад я мнил себя простым отщепенцем, не от мира сего, а потом в моей жизни появился ОН – и столько прояснилось. О да, Клайд… это все не потому, что он какой-то суперумник. Он умен, но не в зубрильном смысле. Больше всего меня в нем впечатляет дикость, готовность к атаке. Решимость просто взять чью-то жизнь в зубовный захват и трясти, пока дерьмо наружу не посыплется.
Мы с ним словно две половины одного целого. Я – весь такой из себя «светлая голова», воспитанный, высокий и анемичный, а он – невысок, но мускулист, и никакого воспитания не признает. Я – его шестеренки, а он – мое смазочное масло. Мы друг друга дополняем. Между нами – обмен… наверное, это звучит безумно, но все же – обмен психической энергией. Мы подпитываемся один от другого.
Черт побери, я трясусь. Но чувствую себя лучше. Тот писатель был не дурак – я чувствую облегчение. Будто лет семнадцать подряд не мог просраться, а теперь – принял слабительное и выдал самую огромную говнину в мире. И какое же это хорошее, мать его, чувство, прямо-таки тянет выть на небеса.
Чуть позже Клайд зайдет за мной. Я выберусь через окно и пойду вместе с ним смотреть Дом. Он рассказывал мне о нем – на слух очень крутое место. Клайд сказал, что покажет мне такое, чего я раньше никогда не видел. Ух, надеюсь, так оно и будет.
Черт, я словно жду чокнутого колдовского благословения. Такого, что даст мне власть заражать всяких ублюдков проказой силой мысли или позволит переместить к себе в комнату Ракель Уэлч, голую и разгоряченную, и трахнуть ее так, что она будет на коленях умолять о добавке и кончать от одного вида моего члена. Но это все – пустяки, главное – вскоре мы с Клайдом будем вместе. Сяду-ка я у окна, дорогой мой дневник, – так точно его не упущу. Если мамка запалит, что я куда-то смылся без спросу, возможны неприятности, но не думаю, что она станет стучать на своего единственного и любимого сыночка в полицию. Это не в ее духе. Я все время твержу ей, что съеду, как только найду работу, и это затыкает ей рот. Блин, она порой ведет себя так, будто хочет, чтобы я на ней женился – какое-то больное отношение. Ладно, хватит на сегодня записей. Явись же, Клайд, и яви мне волшебство!