Бог никогда не моргает. 50 уроков, которые изменят твою жизнь
Шрифт:
Каждый день Лэсли ставила на ребят и выигрывала. И они выигрывали тоже.
УРОК 42
Избавься от всего бесполезного, безобразного и безрадостного
Избавляться от чего бы то ни было — это против моей природы. Гены, ничего не поделаешь.
Мои родители, воспитанные Великой депрессией, хранили все. Их детство было бедным, поэтому нас они учили ничего не выбрасывать. Папин гараж был храмом бережливости. Мамин подвал был святилищем экономии. Дырявые носки? Пусти их на тряпки.
Открой дверь моей гардеробной — и увидишь семейное сходство. Я не могу ее вычистить: во мне говорят люди, которыми я была когда-то.
Я-спортсменка не может расстаться с наколенниками, кроссовками для волейбола, роликами, коньками и разнообразными спортивными лифчиками, которые убеждают меня, что я все еще достаточно молода, чтобы быть спортсменкой (хотя на самом деле никогда я спортсменкой не была).
У меня-крутой есть черная юбка из спандекса, которая выглядит просто отлично первые три часа. Она растягивается на ягодицах, но в изначальный вид не возвращается, поэтому, когда встаешь, вид такой, словно под юбкой я прячу близнецов-первоклашек.
Я-молодая когда-то выглядела бойкой, как чирлидер, в серой мини-юбке с плиссировкой спереди. Пора уже расстаться с нею и с туфлями на десятисантиметровых шпильках за восемьдесят долларов (когда я их обуваю, кажется, будто я шагаю по льду на ходулях).
Я-сексуальная верит, что однажды я буду выглядеть, как женщина на рекламном щите «Блэк велвет», если надену черный лифчик «пуш-ап» и черную эластичную комбинацию, от которой дух захватывает.
Я-сентиментальная цепляется за каждую вещь с историей, например, за бейсбольные кепки жениха и невесты, которые нам подарили на свадьбу. Можем ли мы и сейчас их носить? Мы до сих пор чувствуем себя молодоженами. Или вот за сексуальную розовую тунику, которая была на мне в день нашей первой встречи с Брюсом. Он заявляет, что это была любовь с первого взгляда. Слава богу, любовь слепа!
Я-реалистка берет верх и решает: пора расстаться со всем, что я не носила последние пять лет. Я складываю все, что собираюсь отдать. Образуется целая горная цепь. Я чувствую себя обновленной. Моя жизнь организована. Ну, или, по крайней мере, моя гардеробная.
Несколько лет спустя я взялась извести порядок во всем доме, потому как хаос сгустился и в артериях нашего дома образовались тромбы.
Святой Бенедикт писал, что лишняя одежда, которая хранится у тебя в подвале, на чердаке и в шкафах, принадлежит бедным. Я не слишком уверена, что бедным нужны дюжины розовых футболок в поддержку фонда, которые скопились у меня на пути к исцелению, но теперь неимущие их получили.
Три месяца я расчищала дом сверху донизу, как одержимая. Все началось с того, что я выбросила два кошмарных стула: горчично-желтый для кабинета и уродливый стул раннеамериканского стиля для столовой. Когда выставила их на тротуар, то вдруг обнаружила, что наши соседи как раз продают дом.
Рассудив, что у меня будет сопутствующая продаже дома публика, я вынесла на обочину чуть ли не все содержимое нашего подвала: старый кофейный столик, лампу дневного света, кресло-качалку, стерео и зеленую антикварную мраморную лампу, которую купила у кого-то на такой же распродаже. Чтобы она загорелась, нужен был только шнур и розетка, но эта красавица год простояла в подвале, и никто ее не починил, поэтому я ее выдворила.
В лампу вцепился мой сосед. Через пятнадцать ми-нут она снова оказалась на обочине, потому что жена соседа не разрешила занести ее в дом. Видимо, не всегда верна поговорка «что одному мусор, то другому сокровище». Иногда мусор остается мусором.
Я выкинула лишившиеся пары перчатки и носки, изъеденные молью шапки и шарфы, оплавленные свечи, ткань на платье с приколотой к ней выкройкой двадцатилетней давности. Я не раздумывала ни секунды, и даже булавки не потрудилась вынуть.
Сортируя все это, я задавала себе четыре вопроса: «Это полезно? Это красиво? Это добавляет смысла твоей жизни сейчас? Если бы эту вещь на гаражной распродаже отдавали забесплатно, ты бы взяла?» Последний вопрос был этаким аналогом сыворотки правды. Я вынесла весь хлам на обочину, и прохожие его разобрали. К полудню все разошлось. Теперь мой дом был готов. К чему, я узнала позже.
Расчистка заставляет тебя прекратить цепляться за прошлое. Она создает пространство для будущего. Для чего ты освобождаешь место? Для новых способов ощутить удовольствие, романтику, вдохновение и умиротворение. Для новых увлечений, новых друзей, новых целей. Когда изгонишь из своего дома лишнее, научишься видеть и ценить необходимое: то, что красиво, наполнено смыслом, то, что улучшает твою жизнь.
Когда расстанешься с человеком, которым был когда-то, откроешь для себя того, кем ты стал и кем хочешь быть.
УРОК 43
В итоге единственно важно только одно: что ты любил
Годами я боролась с Богом.
Он меня пригвождал ударами, но я вновь выползала на ринг для очередного раунда.
Между поединками я изображала из себя благочестивую рабу Божью, изо всех сил старалась быть хорошей, но у меня никогда не получалось стать достаточно хорошей. Для некоторых Бог похож на Санта Клауса. Мне Он больше напоминал жуткого монстра.
Мое непонимание Бога корнями уходило в давние времена. Еще до моего рождения. Я чувствовала себя, как поэт, написавший: «Я родился в тот день, когда Бог сказался больным». Я даже верила, что Господь вообще не знает о моем существовании. Я проскользнула в этот мир незамеченной и всю жизнь пыталась привлечь Его внимание по пустякам.
Этим я занималась тогда, когда не дрожала от страха смерти. В удачный день я могла не бояться около получаса. А такие дни были редкостью.
Осознание того, что я борюсь с Богом, пришло ко мне в католической школе (я ее называю колонией для малолетних). В школе Непорочного зачатия в Равенне, штат Огайо, я отмотала восемь лет. В первом классе так боялась, что однажды, придя домой на обед, умоляла маму, чтобы она не отправляла меня обратно. Учительнице первого класса было лет двадцать с чем- то, ей вовсе не хотелось заниматься с сорока шестью детьми, которые не умели завязывать шнурки, сморкаться и считать до двадцати. Сестра П. была жестока. Нам нужно было не открытки с библейскими сюжетами раздавать, а вручить Пурпурные сердца за отвагу. Когда одна девочка случайно порвала обложку своего букваря, сестра П. наорала на нее и столкнула со стула на пол. Если первоклашка писался, учительница выставляла его в коридор в одних трусах. Когда мы силились понять сложение и вычитание, она кричала на нас и называла дьяволами. Однажды я утерла сопатый нос рукавом своей белой блузки, и за это тяжкое уголовное преступление женщина заклеймила меня свиньей перед всем классом. Мне было только шесть.
И так я погружалась в школьный мир. Никогда не ходила в детский садик. Родители не записали меня туда.
Во втором классе мне попалась хорошая монахиня. Сестра Дисмас вся состояла из улыбок и солнечного света. А в третьем классе мне досталась наводящая ужас сестра Д. В первый день занятий нам сказали обернуть книги бумагой. Я не знала, как, и она ударила меня по голове. Не бумагой, книгой. В следующие два года Господь смилостивился и послал мне светских учителей, а не монашек. Милейшую миссис Эдкинс в четвертом классе и дружелюбную миссис Пламстид, чье дыхание пахло мятными таблетками «Сертс», в пятом. В шестом классе — назад, в джунгли. Сестра Э. чуть не задушила одну девочку во время обеденной перемены. Эта девочка перевелась в другую школу. В седьмом классе мистер С. ставил непослушных мальчишек перед нами, говорил им вытянуть руки в стороны и клал им на ладони энциклопедии, пока смех мальчика не превращался в слезы. Однажды, когда я заплакала, мистер С. велел мне посмотреть на него. Я не могла, потому что у меня лилось из носа. Он на меня вызверился: «Пора повзрослеть!»