Бог с синими глазами
Шрифт:
– Просто замечательно, – улыбнулась я. Опять Лешке что-то привиделось, он все еще не пришел в себя после наших приключений. – Что, тебе приснилось что-нибудь плохое, да?
– Если честно, – вздохнул Лешка, – приснилось.
– Что именно?
– Так, ерунда всякая…
И тут с жутким грохотом упало небо.
ГЛАВА 13
Похоже, мой ангел-хранитель тоже еще не спал, поэтому успел дать мне мощный пинок, от которого меня буквально снесло с кровати. Под кровать я забралась бы уже самостоятельно, причем моему проворству могла бы позавидовать любая ящерица, но увы…
Но это я увидела лишь какое-то время спустя, когда стены прекратили трястись в приступе эпилепсии, а грохот стих. Пару секунд стояла тишина, а потом, постепенно нарастая, покатилась новая волна звуков – стоны, крики, плач, топот ног, какой-то тонкий вой на одной ноте, причем определить, кто или что издает этот жуткий звук, не получалось.
Я осторожно выглянула из-за спасшей меня кровати. Увиденное заставило съеденный накануне вкусный ужин с криком «Дай посмотреть!» устремиться обратно. С трудом удалось утихомирить эту братию, что слегка отвлекло меня от мысли, ЧТО было бы со мной, не позвони мне Лешка. Я бы сладко уснула. И не уверена, получилось ли бы у меня проснуться, поскольку и моя подушка, и простыня – все было утыкано осколками стекла, пронзившими мою постель довольно-таки артистично, с тонким вкусом. А толстое стекло в окна и не вставляют. Досталось даже кровати Таньского, расположенной еще дальше от окна, возле самой стены. Про пол я вообще говорить не буду.
Вытряхнув осколки из своих шлепанцев, я обулась и с хрустом подошла к дыре, бывшей еще недавно окном. Откуда-то справа поднималось зарево, слышались завывания сирен. Господи, да что случилось-то?!
Тут дверь распахнулась, и в номер влетела Таньский, но в каком виде! Ссадина на лбу, лицо замурзанное, правая рука наспех перевязана какой-то тряпкой. Увидев мою кровать, Таньский вскрикнула и прижала руки к губам. Потом она заметила возле окна меня и, подбежав, начала лихорадочно ощупывать, приговаривая дрожащим голосом:
– Ты цела, скажи мне честно, цела, да? Тебя не задело?
– Успокойся, у меня все в порядке, – постаралась бодро улыбнуться я, но с бодростью у меня сейчас было плоховато. Как со вкусом в одноименном чае.
– Господи, как же тебе удалось? – словно не веря своим глазам, все еще вертела меня Таньский, разыскивая следы скрытых мной жутких ран. – Ударная волна была в эту сторону отеля, здесь все окна такие, – кивнула она на наше, – многих покалечило осколками.
– Ударная волна? Так что же это было?
– Соседний отель взорвался, там вообще ужас что творится!
– Взорвался? Отчего?
– Ну откуда же я знаю! – удивленно посмотрела на меня Таньский. – Ведь все только что произошло. Комната Хали еще ближе к эпицентру, чем наша, у него вообще все вверх дном!
– Ты мне лучше скажи – а у тебя-то что? – показала я на набухшую кровью повязку. – Тебе ведь к врачу надо, а ты сюда примчалась!
– Да ладно, – махнула здоровой рукой подруга, – у меня так, небольшой порез. А вот Хали, – губы ее задрожали, – он меня собой заслонил
– Так что же ты его оставила?
– Я не оставила, его сейчас врач перевязывает, а я к тебе побежала, я так боялась за тебя! – И Таньский, обняв меня, разревелась всласть.
А я? Ну что вы, я же говорила, что очень невозмутимая. Очень. Прео-о-о-че-е-ень.
Вот так, повиснув друг на друге, мы и выплакивали пережитый страх. Такими нас и нашел Хали. Ну вот, теперь я знаю, как зовут аниматора. Неужели для этого надо было взорвать отель?
Увидев своего мужчину, Таньский громко всхлипнула и переместилась на его широкую грудь. Хоть и туго перетянутая бинтами, она все же была гораздо удобнее для сладких послегрозовых рыданий, чем плечо подруги ниже тебя ростом.
Я так полагаю, что бандана и очки аниматора, вся эта его маскировка, остались где-то в разрушенной комнате, и сейчас невозможная любовь Таньского была в своем натуральном, так сказать, виде. И бандана, оказывается, скрывала тоже вовсе не лысину, а роскошные вьющиеся черные волосы. Даже сейчас, после пережитых треволнений, гусеничка любопытства высунулась-таки из своего яблока. Ну, того самого, которое Ева грызла, которое познания. Очень уж было интересно: зачем Хали прятал всю эту красоту? Хотя зачем – не совсем правильный вопрос. Зачем – как раз понятно. Чтобы не узнали, ведь приблизительно так же маскируется Лешка, когда выходит, так сказать, в народ. А вот правильный вопрос – почему? Что заставило Хали прятаться в этом отеле? И если он прячется, то ему стоило бы работать отнюдь не аниматором, каждый вечер веселящим публику и притягивающим к себе внимание.
Так, ладно, это сейчас не главное. Главное сейчас – сообщить Лешке, что у меня все в порядке. Я даже боюсь представить его состояние в эту минуту, он ведь слышал грохот.
А кстати, где мой телефон? Куда я могла его забросить? Совершенно ничего не помню!
Пока Хали, бережно обнимая мою подругу, шептал ей на ухо что-то успокаивающее, я похрустела к своей кровати. Осторожно, стараясь не порезаться осколками, перевернула подушку, приподняла простыню. Телефона не было. Присев на корточки, я осмотрела место, где недавно отлеживалась.
Таньский, услышав хруст осколков, обернулась ко мне:
– Что ты делаешь?
– Телефон свой ищу. Меня ведь Лешка спас.
– Как это?
– Я уже засыпала, когда он позвонил. Ему что-то плохое приснилось, вот и набрал меня среди ночи. И во время разговора как раз и рвануло. Если бы я спала, вряд ли все закончилось бы так благополучно, – объясняла я, тщетно пытаясь найти искомое. – Можешь себе представить, что сейчас творится с Лешкой?
– Вы это ищете? – опять порадовал меня хорошим русским Хали и, наклонившись, вытащил из-под трюмо мой телефончик. И как он туда попал?
Я схватила аппаратик. Слава богу, он был невредим, но уже спустя секунду я поняла, что обрадовалась рано. На экранчике, где раньше висел логотип местного оператора сотовой связи, сейчас не было ничего. Только дата, время и индикатор зарядки.
– Не работает, – растерянно посмотрела я на Хали.
– Дайте, я посмотрю, – он взял аппарат, покрутил его, попикал кнопками и вернул мне обратно, – нет связи. Наверное, из-за взрыва. А вам что, очень срочно надо позвонить?
– Да, очень, – вытерла ладонью слезы со щек я. – Мужу. Он волнуется.