Бог Войны
Шрифт:
— Его дала мне Бенедетта.
— Чтобы он тебя защитил?
— Так она и сказала.
— И крест тебя защитил! Слава Господу!
Он пришпорил коня, и я вслед за ним, размышляя о том, что многие годы меня оберегало женское колдовство.
Прежде чем закончился этот день, произошла ещё одна, последняя битва. Предводители норвежцев и скоттов, спасаясь от преследователей, на быстрых лошадях понеслись к кораблям и опередили погоню, но часть осталась, чтобы нас задержать. Они встали в стену щитов на небольшом холме. Увидев среди них Ингилмундра, я понял, что это, видимо, жители Виреалума.
Они
Из стены щитов вышел Ингилмундр и зашагал к Этельстану, по-прежнему державшему Вздох змея. Норвежец заговорил с королём, но я не расслышал ни его слов, ни ответа Этельстана. Ингилмундр преклонил колено, положив меч на землю, — значит, Этельстан оставил ему жизнь, ведь ни один язычник не станет умирать без меча в руке. Ода посчитал так же.
— Король чересчур снисходителен, — разочарованно произнес он.
Этельстан направил коня вперёд и приблизился к Ингилмундру. Он склонился в седле, что-то сказал, и я видел, как улыбнулся и кивнул в ответ Ингилмундр. И тогда Этельстан ударил, Вздох змея резко скользнул вниз, из горла Ингилмундра брызнула кровь, а Этельстан продолжал его кромсать. Его люди радостно завопили и рванулись вперёд, навалившись на норвежцев. Вновь застучали щиты и зазвенели клинки, но всё быстро кончилось, и погоня двинулась дальше, оставив на невысоком холме след из мёртвых и умирающих.
Уже в сумерках мы достигли Дингесмера и увидели, как уходят по Мерзу корабли с беглецами. Удалось удрать почти всем, но корабли отчаливали почти пустыми, их команды, оставленные для охраны, торопились, опасаясь погони, и бросили сотни людей. Их всех перебили на болотистом мелководье. Многие просили пощады, но у воинов Этельстана её не нашлось, и вода в камышах обагрилась кровью.
Мой сын и Финан нашли меня и наблюдали вместе со мной.
— Значит, всё закончилось, — не слишком уверенно произнёс Финан.
— Да, закончилось, — согласился я. — Можем ехать домой.
И внезапно мне захотелось в Беббанбург, где длинное побережье, чистое море, а над волнами носится ветер.
Меня отыскал Этельстан. Он выглядел суровым. Его кольчуга, накидка, конь и чепрак — всё было покрыто запекшейся кровью.
— Отлично получилось, мой король, — сказал я.
— Бог даровал нам победу. — Его голос звучал устало. И неудивительно, ведь вряд ли в этот день кто-то сражался в стене щитов яростнее него. Этельстан опустил взгляд на Вздох змея, губы изогнулись в улыбке. — Твой меч хорошо послужил мне, лорд Утред.
— Отличный меч, мой король.
Он протянул его мне рукоятью вперёд.
— Сегодня вечером ты ужинаешь со мной, лорд Утред.
— Как скажешь, — ответил я, с благодарностью принимая меч. Нельзя убирать его в ножны нечищеным, поэтому
Всё закончилось.
Эпилог
Я Утред, сын Утреда, и отца моего отца звали Утредом, и его отца тоже, и все они были лордами Беббанбурга. Я также им стал, но теперь народ называет меня лордом Севера. Мои земли протянулись от продуваемого ветрами Северного моря до обращённых к Ирландии берегов, и хотя я стар, моё дело — не давать скоттам пройти на юг, в земли, отныне названные Инглаландом.
Я усмирил Камбрию, отправив Эгиля и моего сына разобраться с зачинщиками беспорядков. Кое-кого они повесили, пожгли усадьбы, а земли отдали тем, кто вместе с нами сражался на пустошах Виреалума. Большую часть Камбрии до сих пор заселяют норвежцы и даны, но они живут в мире с саксами, а их дети учат язык саксов, некоторые уже и поклоняются пригвожденному христианскому Богу.
Мы гордимся тем, что нортумбрийцы, но теперь мы все инглаландцы. Этельстан зовётся королём Инглаланда. Его сломанный меч висит в Большом зале Винтанкестера, хотя сам я не ездил на юг поглядеть на это. Король проявил щедрость ко мне, наградив золотом и серебром, взятым на поле при Виреалуме, где полегло так много воинов.
Пир устроили через три дня после битвы. Этельстан хотел дать его в тот же вечер, но люди слишком устали, слишком много раненых нуждалось в заботе, так что королю пришлось подождать, прежде чем он смог собрать своих военачальников в Честере. На пиру эля было больше, чем угощений, да и те оказались не особенно хороши на вкус — ветчина, хлеб и похлебка с тушёным мясом, подозреваю, что кониной. После службы в церкви, проведенной епископом Одой, в главном зале Честера собралось около ста двадцати человек.
Там играл арфист, но не пел, потому что нет песни, подходящей к той бойне, в которой мы устояли. Пиршество называли победным, полагаю, так оно и было, но пока эль не развязал пирующим языки, это больше походило на похороны. Этельстан произнес речь, где скорбел о потере двух олдерменов, Эльфина и Этельвина, а потом перешёл к похвале в адрес сидящих на скамьях. Когда он особенно выделил Стеапу, получившего удар копьем в руку, пока его всадники пробивали стену щитов Анлафа, раздались громкие крики одобрения. Этельстан упомянул и меня, и назвал первым воином Инглаланда. Люди согласились с этим радостными возгласами.
Инглаланд! Помню, как я впервые услышал это название, и тогда оно показалось мне странным. Король Альфред мечтал о нём, когда мы шли с болот Сомерсета, чтобы напасть на огромное войско, возглавляемое дедом Анлафа.
— Мы должны были погибнуть при Этандуне, — однажды сказал мне Альфред, — но Господь был на нашей стороне. Инглаланду суждено быть.
Я в это не верил, хотя много лет воевал за его мечту, не всегда с охотой. А теперь его внук разбил альянс северян, и его Инглаланд протянулся от холмов Шотландии до южного моря.