Бога.net
Шрифт:
Annotation
Времени и пространства не существует. Несколько сюжетных линий, пересекающихся в одном персонаже. Несколько реальностей, образы которых сводят с ума, заставляя сомневаться в собственном существовании. Правдива ли какая-нибудь из них, или все они одинаково лживы? Что происходит с нематериальной частью нас, пока мы спим? Древние механизмы самозащиты и самообмана не позволяют этого узнать. И мы пребываем в здравом уме...
Зло Анрил
Глава I. Реальное сновидение
Глава II. Враг всего
Глава III. Место смерти
Глава IV. Добрые
Глава V. Друг друга поедом едят...
Глава VI. От холодных мёртвых рук
Глава VII. Больше вопросов - меньше ответов
Глава VIII. Сложная правда
Глава IX. Конец Империи
Глава X. Несвоевременные подробности
Глава XI. Перерождение
Глава XII. Боль, смерть и разруха, жизнь налаживается
"Верните мой 2007-ой". Гонтьер, Волков и Настенька
Глава XIII. Победа?
Глава XIV. Прощание со старым
Глава XV. Покой для слабаков
Глава XVI. Asche zu Asche
Глава XVII. Скелеты вышли из шкафов
Зло Анрил
Артерия Миров I: Бога.net
Пролог.
Находясь в подвалах Инквизиции, любое живое существо хочет только одного: смерти. Извиваясь в пыточных установках, лишённые малейшего шанса на побег, они зовут её даже тогда, когда от крика остались только сдавленные хрипы - в бессвязном мычании всё равно слышатся мольбы. Мольбы не к палачам - из их душ калёным железом выжгли жалость, стёрли память, лишили всего, что определяет человечность... не к этим монстрам в приросших к лицу масках - о, нет. А к ней, Чёрной Королеве, рано или поздно принимающей в свои объятия каждое живое существо: от муравья до человека.
И она приходила... но только тогда, когда это требовалось хладнокровным мучителям, избавляющим род человеческий от скверны, уничтожая её в Священном огне или порабощая разум. После очередной промывки мозгов, бывшая жертва сама становилась палачом, брала в руки оружие, убивая тех, с кем ещё вчера жила под одной крышей.
В одной из камер находилась совсем юная девушка, казалось, только недавно переступившая порог детства. Инквизиторам нет дела до возраста, пола и всех внешних составляющих подозреваемого - тем гнуснее выглядят их деяния: зачастую в мрачных сырых темницах, пронизанных кровью и болью, находились совсем дети.
Пальцы босых ног едва касались шероховатого каменного пола; руки раскинулись по сторонам, от запястий отходила прочная цепь, крепящаяся к стенам; рот был перетянут грязной тряпкой; на теле, скрываемом только рваным балахоном, виднелись кровоточащие росчерки ран, лишь малая часть которых зарубцевалась в шрамы. Белоснежные волосы доходили девушке до пят, но и их кара Инквизиции не обошла стороной: жжёные, окровавленные и слизкие от грязи, они утратили былую красоту. Голова жертвы была опущена в смирении перед предстоящей участью, и только редкие вздрагивания тела от безмолвного плача нарушали её неподвижность.
Стоило только девушке отключиться, впав в своего рода кому, как бдительные палачи ударяли хлыстом по спине, вызывая настолько ослепительную вспышку боли, что даже разум полумёртвого существа не мог игнорировать её. Раньше она вскрикивала и дёргалась, безуспешно пытаясь освободиться из железных колодок, сковывавших запястья, но иглы на внутренней стороне только больнее впивались в кожу.
Дни заточения перетекали в недели, недели - в месяцы, но для ведьмы время словно перестало существовать: каждая последующая минута подневольной жизни ничем не отличалась от предыдущей. Лишь изредка ей приносили еду или воду, от которых она отказывалась, надеясь приблизить желанное мгновение собственной смерти.
Наряду с человеческой речью она забывала собственное вековое прошлое, терялась в немом безумии, вызванном голодом, одиночеством и непроходящей болью...
Из привычного забытья её вывел лязг открывающегося затвора. Девушка с трудом приподняла голову, пытаясь рассмотреть вошедшего, но глаза, привыкшие к темноте, видели только расплывчатое пятно факела. Неужели её решили убить? В мысли прокралась робкая надежда, разрушившаяся сразу, стоило вошедшему заговорить:
– С днём рождения, ведьма.
***
Настойчивый звон экстренной тревоги заставил Александра очнуться от бреда давнего кошмара. Он открыл глаза, потянулся, отчего рабочее кресло протестующе скрипнуло, и, не тратя время на размышления, склонился над внутренним телефоном.
– У нас новое убийство. Команда "А", сбор в моём кабинете через пять минут, - он посмотрел на настенные часы, показывающие полчетвёртого ночи, улыбнулся.
– Ладно, через десять, а то "садист-садист"...
Глава всемирно известной организации по борьбе с нечистью протяжно зевнул до хруста челюсти, размял затёкшую шею, встал, встрепенулся, сгоняя остатки сна и постепенно возвращаясь к действительности. Снова убийство, и снова по его душу - без особого возмущения тонкого мира датчик бы не сработал, уж больно великий ум над ним работал. Что-то подсказывало ему: обстоятельства дела нынешнего не будут отличаться от предыдущих. Зачем-то одному последователю Тёмного Надразума понадобилось проводить все эти громоздкие ритуалы, непременно заканчивающиеся смертью жертв... Что за ритуалы, Ведьмак не знал. Слишком много деталей позволяли отнести их как к одному явлению, так и к совершенно противоположному. Словом, дело ясное, что дело тёмное.
Услышав громкий стук каблуков, Александр обернулся, не желая быть застигнутым врасплох. И вовремя:
– Ты не просто садист, ты - чёртов изверг! Тиран, деспот! Сегодня воскресенье, чтоб ты знал! Вот так, умрёшь - и никакой личной жизни, - послышался возмущённый женский возглас, и вслед за этим в кабинет, освещаемый лишь парящей лампой, ворвался самый настоящий вихрь, норовящий уничтожить всякого, кто возникнет у него на пути, особенно если этот кто-то вынуждает работать без выходных.
Несмотря на то, что настроение ведьмака было отвратительным, он всё же нашёл в себе силы улыбнуться и поддержать расслабленный тон беседы: напрячься за сегодня они и без того успеют.
– Ты абсолютно права! Хуже воскресных убийств может быть только воскресный апокалипсис. И то, и другое разруливать нам, как ни крути, - Александр зевнул, окинул подчинённую в вызывающе коротком чёрном платье недобрым взглядом, сделав неутешительный вывод о её "личной жизни".
– Почему в штатском, Настенька?