Богадельня
Шрифт:
– В монастыре.
– Не увиливай, Филипп, – впервые цистерцианец обратился к Душегубу на «ты», сняв вежливую отстраненность, которую прежде строго выдерживал. Коротко, остро полоснул взглядом. – Я тебе не сельский простак. Во-первых, это бывший монастырь. Покинутый. Что в нем сейчас? И во-вторых: где он расположен? Мельком я слышал шум моря…
– Ты умница, Мануэлито, – с внезапной легкостью согласился Душегуб. – Бывшая обитель, теперь – богадельня. А вот где мы находимся – не скажу.
Монах
– Тайна?
– Ни в коей мере! Знал бы – сказал.
– То есть как это?!
– Проще простого. Никто из Гильдии не знает. Если выяснишь, скажи мне.
«Шутит он, – подумалось цистерцианцу, – издевается или говорит всерьез?»
– Есть у нас один бывший звездочет из Бухары… Абд-Рахим именует богадельню «Нитью Времен». Мол, судя по звездам, обитель прошивает насквозь разные эпохи, сохраняя постоянство места в пространстве. Возможно, он прав. Если ты помнишь, мы покинули переулок Тертых Калачей ранним утром. И вот: вечер… Хотя многие уверены: время здесь течет по обычному руслу, и место расположения богадельни легко определимо. Только места называют разные. Кстати, море действительно рядом. Спустимся на берег?
Не дожидаясь ответа, Филипп ван Асхе направился в дальний (…шепот незримых крыльев над головой…) конец двора. В тишине спящего монастыря шаги по плитам раздавались отчетливо и гулко. Цистерцианец заторопился следом. Миновав базилику, они свернули в тесный проход между церковью и дормиторием. Вышли к наружной стене, высотой в два человеческих роста. Массивные ворота оказались незапертыми: когда мейстер Филипп толкнул створку, та нехотя поддалась.
– Есть, однако, и другие предположения, – обернулся ван Асхе к монаху. – Кое-кто, например, всерьез считает это место раем. Маленьким таким раем. Земным. Не подумай, святой отец, я не кощунствую! Просто к тому есть весомые аргументы…
По узкой тропинке, начинавшейся от ворот, они двинулись вниз. Месяц упал отдыхать за скалы, но звезды сияли столь ярко, что цистерцианцу вспомнилась родина. В Кастилии, ясными августовскими ночами, созвездия пылали очень похоже. Спуск оказался пологим: даже ночью идешь без риска свернуть себе шею. Вскоре под ногами зашуршала потревоженная галька. Шум прибоя надвинулся, вытесняя тишину. Фратер Августин подумал, что завтра непременно надо будет выбраться на берег при свете солнца. Осмотреться. Вдруг места окажутся знакомыми? Давно он не купался в море…
Ночь дышала теплом, словно осень вдруг повернула вспять.
– Насколько я понимаю, в богадельнях дают приют нуждающимся. Где же убогие, которых опекает Гильдия? – нарушил монах затянувшееся молчание.
– Разве Витольд с Матильдой не нуждаются в помощи? Ты непоследователен, святой отец!
– А… другие?
– Иногда сюда приходят люди. Живут. Потом уходят. Или в других богадельнях дело обстоит иначе?
– Некоторые остаются. Те, кому некуда больше идти.
– И у нас остаются. Навсегда. Остаться – не значит торчать тут все время безвылазно… Кстати, Матильда на чем-нибудь играет? Арфа, цитра? лира? псалтериум?!
Вопрос застал фратера Августина врасплох.
– На цитре. А в чем, собственно…
– Рисует? Кистью? Углем?
– Не знаю. Никогда не видел. Ты…
– Это нужно для подготовки Обряда. Придется покинуть вас до утра: раздобуду девочке инструмент.
– А для мальчика что нужно?
– Ему-то как раз требуются сущие пустяки. Только с этими пустяками будет сложнее, чем со всеми цитрами Хенинга. Но я что-нибудь придумаю. Не беспокойся, святой отец.
– Я буду молить Господа о счастливом исходе.
– Правильно, Мануэлито. – Речь Филиппа ван Асхе сверкнула иронией: доброй, тихой. – Хорошая молитва всегда кстати. Но мне потребуется от тебя и иная помощь. Ты умеешь плавить золото?
– Разумеется! Я давно не подходил к горну, но старые навыки умрут лишь вместе со мной!..
«Вот оно! Вот!.. – стучало в висках бывшего фармациуса. – Рецепт Магистерия! Филипп явно намекает, что готов поделиться секретом! Я узнаю тайну! узнаю… я…»
– Чудесно. И наконец: индульгенции у тебя с собой?
– Они всегда со мной.
– Попозже я куплю одну.
– Вы решили очиститься от грехов, мейстер Филипп? Может, сперва желаете исповедаться? – Монах, сам того не заметив, вновь вернулся к строгой отстраненности.
– Исповедь тоже не помешает. Это большая удача, что ты оказался с нами. Жаль, твои услуги предназначены не для меня. Для мальчика.
Отец-квестарь не нашелся, что сказать, а Филипп ван Асхе уже шагал обратно к богадельне. Звезды ехидно подмигивали с купола небес, сверкающего алмазной пылью.
– Между прочим, здесь есть библиотека, – сообщил Душегуб, обождав, пока монах догонит его. – Думаю, ты найдешь в ней много интересного. Но у меня к тебе убедительная просьба: возьмись переводить одну из книг, что там хранятся.
– Какую?
– Любую, на выбор. Какая больше понравится.
– А на какой язык?
– На любой, какой знаешь. Или которого не знаешь, – беззаботно махнул рукой мейстер (…нарастает грохот копыт: сейчас из ущелья вынырнут…) Филипп, окончательно поставив святого отца в тупик. – Ну, я пошел. Проголодаешься – кухня рядом с трапезной. Ищи в кладовой: наверняка остались запасы. Да, и если здесь кто-нибудь объявится, сохраняй спокойствие. Поздоровайся и продолжай заниматься своим делом. Счастливо оставаться!
Над стеной обители вскрикнула птица: громко, отчетливо. Шепот прибоя захлебнулся, внимая жалобе; в расщелине мелькнул рог месяца, недовольно шевельнувшегося на жесткой постели. Камешек сорвался, покатился вниз, мечтая стать лавиной. Так и упал в гальку: камешком. Наивным пустяком, одним из множества. А птица долго молчала, прежде чем крикнуть еще раз: тихо.
Чш-ш-ш…
– Мейстер Филипп! – монах глядел в спину уходящему. Сухие губы еле шевельнулись, треснув словами. Задавая вопрос, он чувствовал себя лишним на этом берегу. – Но все-таки… мы были в Хенинге… утро… И вот – здесь! Как же это, мейстер Филипп?..