Богадельня
Шрифт:
– Чудо Господне!.. – не оборачиваясь, ответил Душегуб.
Цистерцианец готов был поклясться: он серьезно.
XLIII
Открыв глаза, Вит сперва ударился в сомнения. На свежую голову в заброшенные монастыри и тайные ходы Душегубов верилось слабо. Однако, проморгавшись, он разглядел скудное убранство кельи, где провел ночь. Ничего общего с мансардой. Свеча на столе умирала, оплыв лужей воска; пламя дергалось в агонии. Мальчишка резво соскочил с лежанки, запалил от меркнущего огонька другую свечу, поменьше, и, сунув ноги в башмаки, выбрался в коридор.
Дверь во двор находилась в каких-нибудь пяти шагах. Слегка приоткрытая,
И не сумел сдержать восхищенного возгласа: перед ним было море.
В Хенинге он вместе с дружками ходил на залив. Глазел на стальные волны, поражался обилию воды. Но лезть купаться даже в голову не пришло: осень, знаете ли! Плескаться в мрачной холодрыге Вит был не охотник. Да и залив плохо располагал к купанию: толчея рыбачьих лодок, берег затянут сетями, вывешенными для просушки, а дальше начинается гавань, где швартуются бригантины, галеоны и эти… с веслами… А, вспомнил! Дублон звал их «галерами», всякий раз приговаривая: «Сущий ад!» Сунешься купаться – враз раздавят!
Зато здесь – кр-р-расота!
Море подмигивало тысячами золотых блесток, дыша пряной лаской водорослей, солью и совершенно особенной, морской свежестью; ветер ерошил волосы, всклокоченные со сна… Вода чистая, прозрачная, будто хорошее стекло, и совсем без медуз. Плавать оказалось куда легче, чем в речке. А еще оно и вправду соленое, море. Вит об этом, конечно, слыхал, но, когда на залив ходили, проверять застеснялся.
Наплескавшись вволю, мальчишка выбрался на берег. И, натягивая одежду прямо на мокрое тело, обнаружил в сторонке мейстера Филиппа: тот с улыбкой наблюдал за купаньем.
– Замерз?
– Не-а!
– Первый раз в море?
– Ага!
Как-то само получилось, что Вит забыл добавить к ответам «гере Филипп» или «мейстер Филипп». А Душегуб воспринял это как должное. С ним было легко и ни капельки не страшно. Чего бояться? – он добрый и веселый. К тому же их с Матильдой вылечить собирается!
– Завидую я тебе, парень! Мне б твои годы… Голоден небось? Завтракать пойдем?
– Пойдем!.. А Матильда проснулась? Ей лучше?
– Проснулась. Завтрак нам стряпает. Давай-ка и мы ее порадуем. Как думаешь, вон тот цветок ей понравится?
Филипп ван Асхе указал на верхушку отвесной скалы, где на ветру трепетал розовый венчик.
– Конечно! Красивый…
– Достанешь? Мне туда точно не вскарабкаться.
– Запросто! Я сейчас, я мигом… – Вит кинулся на скалу, что называется, взахлеб. Будто всю жизнь мечтал оказаться на вершине. По правде говоря, на эдакую кручу лезть довелось впервые. Свалишься – можешь сразу отходную заказывать. Но мальчишка об этом не думал. Лез себе и лез, всякий раз безошибочно отыскивая опору для пальцев рук и ног (башмаки он догадался оставить внизу). И все-таки едва не сорвался! У самой вершины гад-камешек, на вид казавшийся вполне надежным, вдруг вывернулся из-под руки. Вит на миг потерял опору, сердце сжалось перепуганным птенцом – но словно кто-то поддержал его, давая передышку: уцепиться, прижаться к скале, восстановить равновесие…
Мальчишка перевел дух. Осторожно покосился через плечо. Как и следовало ожидать, рядом никого не оказалось, а маленькая фигурка Душегуба виднелась далеко внизу. Виту померещилось, что он разглядел тревогу на (…высверк молнии в толще грозовых туч…) лице Филиппа ван Асхе. Решил было помахать хорошему человеку рукой, но вовремя опомнился.
Полез
Когда, чуть-чуть испуганный (…а навернулся бы?!), но гордый, Вит спустился обратно с цветком в зубах, ему очень захотелось поделиться с мейстером Филиппом пережитым. Рассказать о страхе, о незримой поддержке. Поверит? поймет? Может, он все-таки немножко добрый волшебник? Не сходя с места, взмахнул украдкой чудо-палочкой: не падай! держись!.. Мальчишка отважился посмотреть Душегубу прямо в глаза, и сразу выяснилось: мейстер Филипп крайне взволнован.
– Ах я, старый дурак! Век себе не прощу! Витольд, ты меня не слушай, ладно, вечно мне в голову всякая ерунда приходит!..
«Ага, не слушай! – тайком ухмыльнулся Вит, чувствуя, как от переживаний этого взрослого и опытного человека мальчишечья гордость возносится до небес. – Завтра опять сюда залезу. Мне это раз плюнуть!..»
И они пошли завтракать.
XLIV
Трапезная встретила их шкворчаньем жарящейся яичницы. Судя по ароматам, доносившимся из кухни, яичница намечалась с ветчиной и луком. У Вита слюнки потекли: точь-в-точь волчара Хорт, когда мельник хряка разделывал. Фратер Августин хлопотал у стола. Расставив глубокие тарели, уместные в монастырском рефектории не более памятной перины с подушкой, он задумчиво вертел в руках роскошный дражуар [30] – золотой, в форме розетки, с гербами по краям. В конце концов, так и не найдя иного применения сему чуду, монах сложил туда горкой ломти хлеба.
30
Подставка для конфет или фруктов, считавшаяся посудой комнатной, в отличие от посуды столовой.
Выглядел цистерцианец осунувшимся, усталым. Белки глаз воспалились, треснули красными прожилками; мешки под глазами набрякли синевой. «Небось тоже голодный!» – посочувствовал Вит, вслух желая святому отцу доброго утра. Однако голод телесный терзал монаха в последнюю очередь. Накануне он провел бессонную ночь. Думал: забегу в библиотеку на минутку, мимоходом! – не тут-то было! Снаружи занялся рассвет, когда фратер Августин опомнился и, прихватив огарок свечи, удалился в поисках места для ночлега. Сон валил с ног, но возбуждение никак не хотело гаснуть. В первую очередь изумлял странный для обители подбор книг.
Ни единого богословского трактата!
Ни одного труда отцов церкви!
Даже Святого Писания…
Тем больший интерес вызывали наличествующие тексты. Отнюдь не крамола или ересь, как следовало предположить, исходя из отсутствия канонических работ. Часть рукописей цистерцианец превосходно знал, о других слышал, третьи видел мельком. Четвертые встретились впервые. Здесь бок о бок хранились свитки, чей возраст исчислялся веками, и относительно новые инкунабулы: всего около сотни. Некоторые догадки, похоже, начали подтверждаться, но высказываться определенно было пока рано.
Зато идти спать – поздно, но надо.
– Господь Всевышний – моя опора!Дождь, и град, и пуста сума…Приют неблизко, покой не скоро,Ах, в пути б не сойти с ума!..Подходя к дормиторию, монах столкнулся с незнакомцем. Темнота мешала как следует рассмотреть чужака. Мужчина, одет на мавританский манер: длиннополый халат, плащ-марлотта, чалма… Радушно поклонившись, «мавр» произнес – нет, скорее выплеснул на монаха певучую фразу.
– Простите… – растерялся фратер Августин, ничего не поняв. – Я не местный…