Богам на смех
Шрифт:
На следующий день вся научная шайка захотела отправиться в селение. Спасибо Дику, урезонил. Сказал, что без охраны их не пустит, и напомнил правило: на корабле должно находиться не менее половины всех участников экспедиции. Лекки так и так пришлось идти, чтобы переводить с хрюкающего языка на человеческий. С ним отправилась Хильда, а в качестве охранника — Арт. Поскольку племя было настроено к нам дружественно, мы решили и дальше сохранять такой расклад: два исследователя и один охранник. Туземца, швырнувшего в нас с Артом копье, мы всерьез не приняли. Наверное, и у этого племени были свои свихнутые. К тому же копьеметатель он оказался неважный: промахнулся на целых двадцать футов. Мы даже
Не прошло и двух часов, как они вернулись назад. Глаза у Хильды сияли, а в левом ухе болталась сережка. Она была настолько горда и счастлива, будто ее избрали марсианской королевой. Хильда щебетала про туземцев почище Лекки. Мы не знали куда спрятаться от ее болтовни.
На третий день в селение пошли Лекки с Хейнсом. Я их сопровождал. Хейнс всю дорогу сердито бубнил, что не позволит всунуть себе в ухо серьгу, даже если его и интересует химический состав металла. Могут просто отдать ему в руки.
Когда мы пришли, туземцы снова не обратили на меня никакого внимания. Я немного побродил между хижинами, потом решил прогуляться по окрестностям. И тут я услышал вопль. Я сразу же со всех ног бросился назад. Мне показалось, что кричал Хейнс.
В центре селения собралась толпа туземцев. Мне понадобилось не меньше минуты, чтобы протиснуться сквозь них. Наконец я увидел Хейнса. Он медленно поднимался на ноги. На его белоснежном комбинезоне расплывалось большое красное пятно. Я схватил Хейнса под руки, помог встать. Спрашиваю: «Хейнс, что с тобой? Они тебя покалечили?» Он медленно, как в полусне, покачал головой. «Ты не волнуйся, Хенк. Я вполне нормально себя чувствую. Просто оступился и упал». Так он мне это объяснил. Заметив, что я вперился в его красное пятно, он улыбнулся. Точнее, попытался изобразить улыбку, но она вышла совсем неестественной. «Это не кровь, Хенк, — сказал он мне. — Меня во время ритуала угостили туземным вином, а я, сам видишь, пролил».
Понятное дело, я начал расспрашивать его про ритуал и вдруг заметил у него в ухе серьгу. Вот те на! — подумал я. Сейчас спрошу, как он дошел до жизни такой. Однако Хейнс заговорил с Лекки. Разговор у него был вполне нормальный. Да и выглядел он тоже вполне нормально. Лекки объяснял ему значение каких-то хрюкающих фраз, и Хейнс слушал с преувеличенным интересом. Это избавляло его от моих расспросов. Мне показалось, что он только прикидывается заинтересованным, а сам о чем-то крепко раздумывает. Скорее всего, Хейнс лихорадочно сооружал в мозгу более убедительную историю, чтобы объяснить и пятно на комбинезоне, и свое неожиданное согласие нацепить серьгу.
До меня начало доходить: не такое уж благословенное место этот Ганимед. Есть тут что-то поганое и мерзкое, только тогда я еще не знал, что именно. И я решил: пока не дороюсь до истины, буду держать пасть накрепко закрытой, а глаза — широко открытыми.
Вы, наверное, подумали, что я стал тайно наблюдать за Хейнсом. Ошибаетесь. Я рассудил так: это я еще успею. Несмотря на случившееся, ни Хейнс, ни Лекки возвращаться на корабль пока не собирались. Обо мне снова забыли, и я вторично отправился прогуляться, но теперь у меня появилась цель. Если туземцам есть что от нас скрывать, лучше следить за ними тайно, не привлекая к себе внимания. Вокруг были заросли кустов. Я выбрал подходящий куст и спрятался за ним. По тому, как мне дышалось, я прикинул, что где-то полчаса у меня есть. Но прошло гораздо меньше времени, и я увидел такое, что явно не предназначалось для глаз землян.
Я сделал паузу и посмотрел ствол револьвера на просвет. Внутренности ствола стали почти чистыми, если не считать двух пятен, оставшихся с другого конца, у дула.
— И ты, поди, увидел марсианского траага, который стоял на собственном хвосте и пел «Энни-Лори», [2] — предположил Блейк.
— Представь себе, я увидел нечто похуже, — сказал я ему. — Я увидел, как одному ганимедскому туземцу откусили ноги, и это его разозлило.
— Такое кого хочешь разозлит, — ответил Блейк. — Даже меня, уж на что я парень уравновешенный. Кстати, а кто ему откусил ноги?
2
«Энни-Лори» — возможно, автор имел в виду старинную шотландскую песню, написанную в 1685 г. (Прим. перев.)
— Этого я не знаю. Какая-то речная тварь. Невдалеке от их селения протекала речка. Скорее всего, в ней жила какая-нибудь мерзость вроде наших крокодилов. Я видел, как двое туземцев решили перейти речку вброд. И вдруг на середине один из них завопил и скрылся под водой. Другой успел его подхватить и выволок на берег. Тогда-то я и увидел, что у бедолаги обе ноги оттяпаны выше колена.
Если бы все этим и кончилось. Пострадавший туземец встал на свои культяшки и завел беседу с соплеменником. Причем он говорил, точнее, хрюкал довольно сердито, но, опять-таки, я не почувствовал, чтобы он был убит горем. Потом он попробовал идти на культяшках и понял, что ковыляет на них еле-еле. Тогда он сделал какой-то жест, мне показалось — пожал плечами. После этого увечный туземец вытащил из уха серьгу и отдал соплеменнику. Вот здесь-то и произошло самое странное.
Второй туземец взял серьгу и… едва она оказалась у него в руках, как туземец с откусанными ногами рухнул замертво. Соплеменник поднял труп, швырнул в воду и пошел себе как ни в чем не бывало. Я подождал, пока он уйдет, вернулся в селение, забрал Лекки и Хейнса, и мы пошли к кораблю.
На обратном пути меня поджидал новый сюрприз. Поначалу я не обратил на это внимания. Уж слишком меня поразило то, что случилось на берегу. А когда мы втроем пошли назад, я сразу же заметил, что пятно на комбинезоне Хейнса исчезло. Вино или что бы там ни было — туземцы вывели пятно. Или отстирали. Затрудняюсь сказать, поскольку комбинезон Хейнса не был даже влажным. Зато ткань была разорвана, словно ее чем-то продырявили. В первый раз я этого не увидел. Хейнса как будто ткнули копьем. Сначала Хейнс шел позади меня. Затем я пропустил его вперед и увидел, что… комбинезон прорван и сзади! Я даже знал, когда это случилось. Когда Хейнс закричал.
Сами понимаете: если человека проткнуть копьем насквозь, он уже не жилец. А Хейнс меж тем шагал впереди меня к кораблю, и в левом ухе у него болталась серьга. Я сразу же вспомнил туземца с откушенными ногами. Как будто ему было очень важно отдать серьгу, и пока он ее не отдал, он не мог умереть.
В тот вечер у меня было более чем достаточно пищи для размышлений. Я внимательно наблюдал за всеми, и их поведение показалось мне странным. В особенности поведение Хильды. Представьте бегемота, вообразившего себя котенком, и тогда вы поймете, что я хочу сказать. Хейнс и Лекки, наоборот, были молчаливыми и задумчивыми. Возможно, они что-то затеяли.
Но сильнее всего по мне вдарило, когда на следующий день Арт вернулся из селения с серьгой в ухе. Получалось, что из шестерых нормальными оставались только мы с Диком. Я понимал: мне надо срочно переговорить с ним и узнать, что он думает про все про это. Дик был занят — писал отчет об экспедиции. Но я знал: перед сном он обязательно отправится проверять все отсеки корабля. Так требовали правила внутреннего распорядка. Я решил перехватить его в каком-нибудь укромном углу и расспросить начистоту.