Богат и немного женат
Шрифт:
– Какое там дал!! – взвился Дуся. – Ты сейчас договоришься! Получится, что я чуть ли не сообщник преступника! Я ничего никому не давал! Я... просто занимался своими делами, а уже потом пришел – и... вот тогда уже «мамочки мои»...
– Есть только один выход... – сурово сдвинула бровки Раечка. – Надо пойти в хозблок и все там осмотреть.
– Да я уже ходил, это во-первых, – пробурчал Дуся. – А во-вторых... там теперь только покажись – мигом загребут. Эти милиционеры тоже ведь не дураки. Наверное, они там наряд выставили
Раечка выразительно покрутила пальцем у виска.
– Какой преступник? Это же только ты знаешь, что этого Иннокентия прикончили. А милиция и вовсе думает, что это бред больного санитара – труп! Они же даже дело толком не ведут, потому что считают, что он у какой-то женщины зацепился. А мы сейчас придем и проверим хозблок, и ничего необычного!
– Прямо-таки и вовсе ничего! – скривился Дуся. – Один находится в отпуске, другая и вовсе работу бросила, и вот эта парочка заявляется в роддом и сразу в хозблок. И просто так, и ничего особенного – променад у них такой! А потому что они привыкли прогуливаться по всяким сараям да хозблокам, да?
Раечка призадумалась, Дуся опять что-то умное сказал – нельзя вот так сразу заявиться в этот хозблок. Тем более что одно только появление ее, самой Раечки, вызовет живой интерес у девчонок – они же слышали, как она уходила с работы: Беликов визжал недорезанной поросей, кричал, что она капризная девчонка, что у нее дисциплины полный ноль, что она о себе слишком много возомнила, да еще... ой, что он только не визжал...
– Ладно, тогда мы...
О том, что она придумала, Раечка сказать не успела – в дверь позвонили.
На пороге стоял Пашка, но на этом пороге он задержался недолго – сразу же отстранил Раечку и молчком прошел прямо к Дусе на кухню, а затем в величественном молчании выложил перед ним исписанный листок.
– И что это за диктант? – с недоумением посмотрел на него товарищ по работе.
– Читай! Нет, ты читай, не хватай свою булку! – наседал на него Пашка. – Это, между прочим, документ!
Дуся аккуратно взял документ и стал читать.
– «Я, Валентина Алексеевна Петрова, пишу эту записку, потому что по-настоящему раскаялась. Я теперь поняла, что Дуся вовсе не идиот и не санитар, а... » Пашка, это что за дурь?
– Какая тебе дурь? – обиделся Пашка. – Это Валька сама писала, под мою диктовку! Это тебе письменное извинение за то, что она на тебя тогда наорала. Она, оказывается, тебя с Олегом спутала!
Да, совершенно верно, в роддоме работал и еще один санитар – Олег, но отчего-то никто и никогда Дусю с ним не путал. Может, потому, что тому было изрядно за пятьдесят, а может, потому, что у него была спортивная накачанная фигура, а может, и потому, что он был в другой смене и Валька его вообще никогда не видела.
– Ты... Пашка, ты ведь сам это сочинение написал... – догадался Дуся. – Ты вот заявление писал на отпуск, я видел – у тебя вот именно такой корявый почерк.
– Да мне что, делать нечего? Буду я еще всякую дрянь писать! – вскипел Пашка. – Мне и вовсе... я б запросто мог бы купить бинокль, усесться вон там где-нибудь в подъезде напротив, да и смотреть, куда Дуся свои деньги прячет! А потом прийти к нему, напоить тебя, Евдоким, как теленка, и все! Денюжки забрать! И ты б даже не догадался, куда у тебя денюжки уплыли!
– Да уж без тебя напоили и вытащили, – пробурчала Раечка, и с осуждением взглянула на Дусю.
Тот под ее взглядом заелозил на стуле и накинулся на друга:
– И ни фига б ты не высмотрел! Потому что деньги я храню в сберегательном банке, понял?! И даже выкинь из своей башки эту дурацкую мысль!
– А у меня ее в башке никогда и не было! – тут же заявил Пашка. – Я просто говорю, что это Валентина моя эту запись писала. Потому как... потому как она не может родить! Да! И не кривись, вредная Раиска! Да, она, может быть, и ходила в этот... как его... ну, в общем, она избавлялась от дитенка, да только это когда было-то?!
– Три месяца назад, – напомнила вредная Раиска.
– Ну вот, я и говорю – давно уже! Сколько времени-то прошло! А теперь бездетная она! Ей так врачи и сказали – надо лечиться. И вот... Я ж тебе говорю – Валентина это написала, потому что раскаялась. И сама же меня слезно упрашивала – «давай напишу» да «давай напишу»! Ну и... не смог отказать...
– Ха! А ты ж всем говорил, что у тебя Валентина институт закончила! – вспомнила вдруг Раечка. – А здесь ошибок миллион! Вот, смотри, здесь, и здесь... и вот еще!
– А она... она двоечницей в институте была! – сообразил Пашка. – Второгодницей! Ну чего прицепились? Говорю же, Валька сама писала!
– А чего она не пришла? Пришла бы, извинилась в устной форме... – снова влезла Раечка.
Пашка даже захлебнулся от такой крамольной мысли:
– Ты... ты вообще понимаешь, что говоришь? Когда ж ей ходить? Она ж работает, а потом... потом спит! И вообще! Ну вы... ну вы вообще – вам человек столько написал! Такие слова теплые! Ты, Дуся, читай дальше – вот: «...Дусенька! Свет моих очей! Я так давно мечтала о деньгах, и ты, как добрый волшебник, мне их...»
– Ох, блин! – обрадовался Дусенька. – Ну как приятно! «Свет моих очей»! Сейчас звякну Валентине, хочу от нее лично это услышать!
И он стал набирать номер домашнего телефона Пашки. Такого друг вытерпеть не мог. Он подскочил к Дусе, вырвал трубку из его рук и покаянно пролепетал:
– Ну... не надо звонить... Спит Валентина... А она знаешь какая спросонья злющая... опять тебя брюхатым тараканом назовет.
– Ах, так она меня еще и тараканом называла! – подскочил Евдоким. – Нет, Раечка! Ты посмотри! И этот гад еще просит у меня денег!.. Ты сначала свою красавицу писать научи!