Богат и славен город Москва

Фингарет Самуэлла Иосифовна

– Спасибо. Ввек не забуду.

Пантюшка ушёл. Вскоре после его ухода в шатёр пожаловал толмач Хажибей, знавший по-русски. Был толмач мал ростом, щупл и кривобок. Бородёнку имел длинную, узкую – в три волосины, седую и пожелтевшую.

– Повелитель Вселенной ждёт тебя, князь, – голос у толмача был тонкий. Сказав, он хитро заглянул князю в глаза.

Захар в свою очередь бросил на князя быстрый взгляд: сдержится ли Юрий Всеволодович, не вспылит ли, не дёрнет ли правым плечом – верный у князя признак гнева.

Князь не вспылил.

Только синие с тёмным отливом глаза сделались словно воронёная сталь.

– Спасибо, почтеннейший Хажибей, что потрудился прийти, – проговорил он, слегка задыхаясь. – Не погнушайся малым приношением и не оставь мудрым советом, как войти, где встать, кому первому поклониться.

Князь сдёрнул с руки изумрудный перстень и протянул Хажибею. Камень вспыхнул холодным Зелёным светом. Толмач чуть не вырвал подарок из княжеских рук.

– Хоросо, хоросо, – пропищал он, осклабясь. – Хоросий камень, хоросий будет совет.

«Последнее изменнику отдаём», – с досадой подумал Захар. Он вышел и тут же вернулся.

– Кони от хана прибыли.

Князь торопливо стал собираться. Надевая поданный Захаром соболий кафтан, он не удержался, тихо спросил:

– Каковы кони-то?

– Не так, чтобы очень, – ответил Захар.

Кони, присланные за Юрием Холмским, выглядели не богато. При виде их князь дёрнул плечом. Не хуже ордынцев он знал, что за теми, кого хан жаловал, присылали коней, крытых парчовыми чепраками с золотыми бляшками. А тут под сёдлами не чепраки – простой войлок, бляшек не было и в помине.

«Всё равно не отступлю», – подумал князь. Он вспрыгнул в седло. Толмач и окольничий с ларцом в руках – хану подарок – последовали его примеру. Втроём двинулись мимо юрт, по проходам, напоминавшим извилистые городские улицы.

Но городом Орда не была.

Городские хоромы и избы срослись с землёй и с места насиженного не сдвигались. Шатры и юрты Орды не раз меняли места, отправляясь в поход вместе с хозяевами.

Города населяли купцы и ремесленники – те, кто трудились и торговали. Жителями Орды были воины. Не ремеслом и торговлей, а набегами и поборами существовала Орда. Каждый ордынец носил поверх шубы или халата опояску с кинжалом и саблей.

Сейчас, когда князь со своей малой свитой проезжал мимо юрт, Орда имела вид мирный. Ордынцы, пригревшись на солнце и сняв колпаки-малахаи, сидели вокруг костров в ожидании пищи. Близился час обеда. В котлах кипела похлёбка. На угольях жарилось мясо. Пахло бараньим салом и чесноком.

Торопясь уйти от резкого запаха, князь понукал коня. Конь оказался горячим. Он рвался вперёд и храпел, обгоняя двугорбых верблюдов и круторогих волов, тянувших повозки на высоких, в рост человека, колёсах.

Чем ближе к центру Орды, тем костров и повозок делалось меньше. Всё чаще стали встречаться белые юрты с узорами из разноцветного войлока. Показался ханский шатёр. Огромный, обтянутый алым китайским шёлком, он возвышался над юртами, как властелин

над подданными.

С юга, откуда двигался князь, подступ к шатру оставался свободным. Здесь ставить юрты – не разрешалось даже царевичам. Ослушнику грозила неминуемая смерть. Да разве нашёлся бы смельчак, решивший нарушить запрет?

Запретов в Орде существовало великое множество, приезжему всех не упомнить. Самые главные относились к молоку, огню и порогу. Молоко запрещалось проливать на землю. В костёр запрещалось ронять топор или нож, чтобы не поранить огонь. Порога, состоявшего из протянутой при входе верёвки, запрещалось касаться ногой.

Запрет о верёвке порога считался важнее других. Задевшего верёвку хотя бы кончиком сапога беспощадно наказывали. Ничто не принималось в оправдание. Тронул верёвку – смерть.

Князь Юрий об этом знал. Испытание предстояло немалое.

Пахнуло жаром костров. На расстоянии полёта стрелы от входа в шатёр горели три священных огня. И днём и ночью их охраняли шаманы. Нельзя было проникнуть в шатёр, не пройдя между кострами.

– Гух! – неслось из дыма и пламени. – Гуу-гух! Огонь, выжги яд! Злые мысли, улетайте с дымом! Гуу-гух!

Шаманы прыгали и высоко подбирали ноги. Можно было подумать, что они появляются прямо из пламени. Козьи шкуры, надетые мехом наружу, дымились от жара. На руках и ногах звенели бубенчики.

– Гуу! Огонь очищает! В огонь! В огонь! Гуух!

– Слезяй на семлю, иди ногами, – сказал Хажибей, сползая с коня.

Князь и Захар спешились, двинулись на огонь. Шаманы запрыгали перед ними, стали теснить к кострам. Жар опалял лицо, едкий дым обдавал дурманом. В ушах стоял звон.

– Сьмотри прямо, сьмотри на кусты, заденись колюськи – худо.

– Гух! Гух! – выли шаманы. – Кусты, хватайте, колючки, колите.

Того и гляди, накличут беду своим завыванием. Князь и Захар пробирались с опаской.

– Бысьтро, – сказал Хажибей.

– Успеем, – пробормотал князь.

Но вот и кусты позади. Все трое вошли в ограду, окружавшую алый шатёр. Вопли стихли. Стало слышно, как шелестит ордынское знамя – туг. Девять конских хвостов, прибитых к перекладине, – это и было знамя. Хвосты раскачивались на ветру. В середине летал ярко-рыжий хвост знаменитого Чингисханова жеребца.

– Кланися свесенному тугу. Три раза кланися левой ногой. Князь трижды коснулся левым коленом земли перед шестом с хвостами. Выпрямляясь, подумал: «Обо всём предупреждает изменник-толмач, а о пороге – ни слова».

– Красний шатёр, как сольнце на небе, видишь, княсь?

– Вижу шатёр, вижу верёвку порога, вижу воинов со скрещенными копьями. Воины в латах и шишаках.

– Входи в красний шатёр Повелителя Вселенной. Входи нисько, нисе копий. Сьмотри прямо, на порог не сьмотри.