Богат и славен город Москва
Шрифт:
«Как бы не так», – с яростью подумал князь. Покосившись, он успел уловить едва приметный кивок толмача одному из воинов. «Значит, этот и есть Капьтагай».
– Сьмотри прямо, княсь, на свясенный трон смотри, внись не смотри.
Князь только и ждал этих слов. Он быстро бросил взгляд вниз и увидел, как Капьтагай острым носком сапога вздёрнул верёвку.
«Нет, бесхвостые лисы, не праздновать вам надо мной победу». Князь высоко поднял ногу и переступил порог. Капьтагаю он усмехнулся прямо в лицо, не захотел удержаться. Ответный взгляд скошенных глаз полоснул, словно ножом. Князь вспомнил,
«Ладно, – подумал князь. – Потом разберёмся. Главное сейчас – Шадибек».
Владыка Орды, хан Шадибек, сидел в золотом кресле с полукруглой спинкой. Хан был толст и помещался на кресле с трудом. Его жирные плечи туго обхватывал китайский золототканый халат. Золотые узоры шитья сливались с золотом амулетов, висевших на тучной груди. Из-под надвинутой на лоб золотой островерхой шапки скучно смотрели заплывшие глазки. Лицо владыки было отёчно, безусо и безбородо.
По левую руку от трона на скамьях, крытых коврами, сидели «девять звёзд Вселенной» – девять Шадибековых жён. Жёны были усыпаны золотом, как весенняя степь цветами. За жёнами на толстых верблюжьих шкурах расположились прочие знатные женщины, разодетые в красные и синие платья. От пестроты рябило в глазах. Женщины ели. Перед каждой стоял поднос с лепёшками, виноградом, изюмом и палочками печёного жирного теста.
Мужчины в длинных синих халатах, стянутых ремёнными поясами, сидели по правую руку от трона. Тёмные неподвижные лица, узкие щели глаз.
«Истуканы изваянные, безгласные, бессловесные, выдолбленные», – обругал Захар про себя ордынскую знать. Он первый шёл к ханскому трону, держа на вытянутых руках ларец.
Рабы и слуги наполняли чаши кумысом, пивом, медовухой и обносили гостей… В шатре помещалось семьсот человек.
Захар поставил ларец на ковёр, откинул крышку и отошёл в сторону. Своё дело он сделал. Дальше – действовать князю. Князь размашисто поклонился, коснувшись рукой пола. Выпрямившись, указал на ларец. Там на подстилках из синего бархата, отделённые друг от друга перегородками, лежали серебряные кубки столь тонкой работы, что им мог бы обрадоваться любой властелин. Но на жирном лице Шадибека не дрогнул ни один мускул. Князь смутился.
– Бысьтро говори, – прошипел Хажибей. – Повелитель Вселенной сьдёт.
– Великий хан, – заторопился князь. – Как солнце посылает свои лучи, так ты распространяешь своё владычество. Русские князья в твоей воле. Ты им даёшь ярлыки на княжение, ты и отнимаешь.
«Эх, – подумал Захар, – не так говорит Юрий Всеволодович, да и поклонился не так. Перед этими ползать надобно, землю целовать, слова употреблять лестные».
– Прошу твоего суда, великий хан, и ищу твоей милости, – продолжал Юрий Всеволодович, едва Хажибей перевёл сказанное. – Три года назад князь Тверской отобрал у меня вотчину. Меньшую сестру держит заложницей. Меня по злобе своей тщится схватить, как схватил было своего родного брата Василия Кашинского, да тот извернулся.
– Где сейчас князь Кашинский? Вопрос был задан не ханом.
Рядом с троном, на стопке из девяти верблюжьих шкур, сидел воин в простом, простёганном шерстью халате, с глазами живыми, недобрыми, умными, с лицом, почерневшим от солнца и резких степных ветров.
Это был Едигей – «Всемогущий» – темник, хозяин ордынских войск и истинный правитель Орды. В его руках хан – не более пешки.
– Так где сейчас Кашинский? – повторил Едигей.
Князь не успел ответить, неведомо откуда выскочил Мамырёв, на коленях подполз к трону и упал, трижды поцеловав ковёр между ладонями – знак почтения, принятый у ордынцев.
– Василий Кашинский укрылся в Москве. Москва Василию Кашинскому приют предоставила и Переяславль отдала в кормление, – зачастил Мамырёв по-татарски. – Князь Тверской, пребывая в полной воле Повелителя Вселенной, просит принять от него дары и надеется вымолить пригоршню милостей.
Мамырёв, не вставая с колен, хлопнул в ладоши. Девять отроков в белых кафтанах внесли девять больших ларцов. Хитрый боярин знал, что «девять» в Орде считалось счастливым числом, и того не забыл, что одаривать надо не только хана, но и его жён.
Стоило отрокам откинуть крышки, как закачались высокие жемчужные уборы на головах девяти «звёзд». Шадибек поднял окрашенные хной ладони, зашевелил жирными пальцами. Военачальники громко зачмокали. Сам Едигей не скрыл восхищения, когда перед ним поставили лубяной короб, обитый изнутри белой как снег мягкой овчиной. В коробе находились персидские соколы.
– Подобных не удостоился иметь и французский король, – вкрадчиво вымолвил Мамырёв.
Всех сумел улестить хитрый боярин богатыми подношениями.
Юрий Всеволодович понял, что проиграл. И кубки его затерялись среди ворохов тверских даров. И Москву Мамырёв помянул не случайно. Москву в Орде не любили. После разгрома ордынских войск на Куликовом поле прошло всего двадцать пять лет. В Орде ещё помнили, что во главе русских стоял Дмитрий Иванович – Московский великий князь.
«Неужто ни с чем уеду? – подумал Юрий Всеволодович. – Нет, не должно того быть, попробую ещё раз».
– Великий хан, рассуди меня с Тверью. Возверни Холмским их родовую вотчину.
Ответил Юрию Всеволодовичу сам Едигей:
– Повелитель Вселенной раздаёт улусы, когда считает нужным. Каждый русский князь пусть служит Орде, как служил при Батые. Кто провинится, того сумеем наказать.
– Зачем тебе, князь, свой улус? Живи в Орде. Орда любит горячих. – Это сказал Мирза, один из ордынских военачальников, друг Едигея.
Едигею шутка понравилась. Он оскалил крупные жёлтые зубы. Сидящие в шатре рассмеялись.
– Бежать немедля, – сказал Юрий Всеволодович Захару, едва, покинув шатёр, они оказались вблизи оставленных лошадей.
– Твоя правда, князь. Надо уходить, пока живы.
ГЛАВА 2
Побег
Когда человек несётся к цели, его конь подобен ветру.
Как только стемнело, Пантюшка пробрался в шатёр князя Холмского. – Это я, Пантюшка, – прошептал он, вглядываясь в чёрную пустоту. – Пришёл вот.
Ответа не последовало.
– Пантюшка я. Есть здесь кто?
Молчание.
«Должно быть, пируют у хана. Спрячусь. Дождусь».