Богатых убивают чаще
Шрифт:
— Хотите, чтобы я этим занялся? — перешел на надсадный шепот Вакула.
— Только незаметно. У него профессиональный нюх. Ссориться с ним опасно. Но терпеть рядом предателей не собираюсь.
— У Смеяна большой авторитет в банке.
— Этому способствовал Артем. Сколько раз ему говорила — никого нельзя кормить с рук. Обязательно укусят!
Вакула подтвердил свое согласие многозначительным хмыканием. Доверие Ариадны Васильевны открывало для него хорошие перспективы сотрудничества с «Крон-банком», на который Егор Пантелеймонович имел свои виды.
— У меня есть возможности просветить Смеяна как рентгеном. Комар носа не подточит.
— Верю, — устало согласилась старуха.
Глава 17
«Не хватай кусок
О судьбе Ариадны Васильевны и делах «Крон-банка» Евгений не вспоминал. Они ушли в далекое прошлое, к которому он уже не имел никакого отношения. Вместо вопроса: «Неужели я никогда не выберусь отсюда?» — его преследовал другой: «Неужели она так и не узнает, что со мной случилось?» До сих пор несбыточные желания не терзали его душу. Сейчас он готов был совершить какой-нибудь безумный поступок, даже умереть, но только у нее на глазах. Судьба же отказывала ему и в этом… Евгений печально усмехнулся и налил в стакан виски. Сделав несколько мелких глотков, скривился. Все случившееся казалось ему ужасно несправедливым. Он никогда не считал себя героем или каким-то особенным человеком. Никаких талантов в себе не обнаруживал и собирался прожить простую скромную жизнь, без всяких потрясений и катаклизмов. В сущности, для этого требовалось совсем немного — маленькая однокомнатная квартира, чиновничья работа, долларов пятьсот в месяц и необременительная связь с какой-нибудь одинокой спокойной женщиной. А тут… как в американском триллере… но без надежды на хороший конец!
Евгений развернулся и оглядел комнату повнимательней, с учетом того, что, возможно, здесь ему придется провести последние дни жизни. И вдруг ощутил, как спазм перехватывает горло. «Неужели — конец! Конец всему? Он должен умереть по чьей-то злой воле? Никому ничего не сделав плохого? За что?!» — терзаемый этими вопросами, он вскочил и, подбежав к двери, с остервенением принялся колотить кулаками. Толстая обивка, скрывавшая металлическую основу, поглощала его удары. От их шума не проснулась даже Василиса. Напоследок ткнувшись в дверь головой, Евгений вернулся на место. Он почувствовал себя окончательно сломленным. Как ни странно, он не вспоминал прожитую жизнь. В его памяти не возникали душераздирающие эпизоды безмятежного детства. Не мучался от ностальгии по недавнему безрадостному существованию. Более того, именно в этой благоустроенной камере смертника он понял, что жил тупо, лениво, бездарно. Все время чего-то опасался. А чего? Каких-то неприятностей. Поэтому
Евгений хватанул еще виски. Настроение в который раз резко изменилось. Теперь ему казалось, что, стоит только вырваться отсюда, и он расправит крылья! Будет жить как в последний раз! Сметать на своем пути любые преграды. Никаких тормозов не оставит в душе. Не остановится ни перед чем в желании стать богатым, властным, способным влюбить в себя такую женщину, как Кира…
К действительности его вернул унылый голос Лисы Алисы.
— Милый, как тебя зовут?
— Тебе зачем? — вяло отреагировал он.
— У нас плохое настроение? Пройдет! Когда впереди ничего, кроме смерти, расстраиваться глупо. Шампанское еще есть?
— Не знаю, — Евгению не хотелось общаться с помятой полупьяной женщиной.
— Ну, иди ко мне, — промурлыкала она, чем вызвала в нем прилив бешенства.
Вскочив на ноги, он схватил со стола бутылку, замахнулся ею и заорал:
— А ну, мотай отсюда!
Угроза не подействовала. Скорее наоборот. Взгляд Василисы стал колючим и жестким. Тонкие ноздри влипли в нос, что придало лицу хищное цепкое выражение. Она превратилась в ту самую безжалостную рэкетиршу, которую можно было остановить только пулей.
— Полегче. Не таких обламывала. Мужская истерика хуже блевотины.
У Евгения от стыда вспыхнули щеки. Он не привык кричать на женщин.
— Прости… Выпил, — проговорил он смущенно и поставил бутылку на стол.
— Пройдет. В первые дни сама на стены кидалась. Била в дверь. Обещала со всеми разобраться. Мне объяснили… сдалась. Теперь наплевать.
— Кто объяснил? — напрягся Евгений.
— Дан. Он у них мозговой центр. Утверждает, что это его идея. Если не врет, то гений.
— Понимаешь, у меня другое дело. С меня никаких денег взять невозможно.
— А… обычная песенка. Поначалу все так говорят. И не пытайся.
— Когда я встречусь с Даном?
— Хоть сейчас, — усмехнулась Лиса Алиса. — Давай лучше выпьем. Спешить некуда.
— Как с ним связаться?
— Включи телевизор на программу «С». Только дай мне сперва уйти. Не хочу, чтобы он меня видел в таком состоянии… — Прочитав в глазах Евгения немой вопрос, объяснила: — Тут двухсторонняя связь. Включаются сразу две камеры, чтобы видеть друг друга.
— Всевидящее око?
— Считает себя знатным физиономистом… — Василиса встала, проверила холодильник. Не найдя шампанского, налила себе сок. Подошла к Евгению и, глядя на него своими маленькими колючими глазами, серьезно сказала: — Знаешь, почему я не сошла с ума?
— Потому что сильная женщина.
— Ерунда. Потому что по законам бизнеса Дана и всю их фирму когда-нибудь кто-то «закажет», как и нас. Только бы дожить.
— Не боишься, что подслушивают? — отшатнулся Евгений.
— Я ему уже говорила это.
— И что?
— И все! Живу в свое удовольствие. И тебе советую. Ладно, пойду. А ты не раскисай. Еще встретимся. Надо же попробовать, какой ты мужик.
Лиса Алиса, взяв пульт, включила телевизор, на экране которого тут же возникло лицо Дана.
— Пусть меня проводят, — сказала она так, словно он давно присутствовал в комнате.
Дан кивнул. Тотчас дверь бесшумно распахнулась. На пороге появился одетый в черную униформу охранник.
— О, какой милашка! — иронично оценила Василиса. — Что ж, проводи даму до уборной.
Дверь за ними также бесшумно закрылась. Евгений остался один на один с головой Дана на экране телевизора.
— Мучают вопросы, дружище? — спросил Дан.
— Скорее неизвестность, — признался Евгений. Внутренне он готовился к встрече с Даном. Надеялся объяснить ему, что произошла глупейшая ошибка, что никакой пользы от его похищения им не дождаться. Готов был броситься в ноги и умолять отпустить его с миром. Дать любые самые страшные клятвы о том, что будет нем, как рыба. Что забудет о происходившем в особняке навсегда… Но говорить все это в телевизор было как-то неловко. Стоя перед экраном, он ощущал себя ничтожной козявкой, которую рассматривают в микроскоп перед тем, как начать препарировать.