Богатырь и Звезда Сварога
Шрифт:
Склонив голову и не произнеся ни слова, Яромир побрел за Гришкой в сторону княжеских палат.
Посад от детинца отделял подъемный мост, а вдоль острога из заостренного тына протекала речка Славенка, служа природной преградой.
Яромира и Гришку детинец встретил массивными дубовыми вратами, висящими на толстенных железных петлях.
— Калитка, так калитка, да, брат? Быль гласит, что сам Славомир собственноручно эти петли ковал и ни одна сила темная по своей воле на двор не пройдёт, но сейчас не об этом… Тут посерьезней беда. — Гришка кивнул
Гонец что-то долго объяснял и махал руками, то и дело, показывая на Яромира, но стражники оказались непреклонны. Потерпев неудачу, Гришка махнул на них рукой, при этом одарив демонстративным плевком, и вернулся к Яромиру.
— Лбы упертые! Таки погляди, как за жопы трясутся… Видите-ли сам князь запретил посторонним на детинце появляться, без его личного на то соизволения.
Яромир схватил Гришку за рубаху:
— Ты слово дал, гонец! Я и так тебя послушал и без коня, без меча, и без гроша в кармане остался, а коли кинешь меня тут… ой, не завидую тебе!
— Таки, вообще-то, ты сам ворон в толпе ловил, а я тебя предостерегал! В том, что ты ротозей моей вины нету, а к князю я тебя всё ровно доставлю. Меня-то они, никуда не денутся, а по грамоте пропустят. Там и для тебя обязательно лазейку найду. — Гришка пошарил по карманам и достал несколько медяков. — Вот, возвращайся в «Пришпоренного петуха», ну в ту харчевню, что на окольном проходили. Тут немного, но должно хватить на добрый кусок курятины и кружку браги. Она, таки, не очень, но лучше, чем ничего… Только я сильно тебя прошу, ни во что не вляпайся до моего прихода. Договорились?
На этот раз Яромир спрятал монеты за пазуху, от греха подальше.
— Идет. А если не явишься?
— Обижаешь, брат… Я слово всегда держу! Ну, все, давай, не будем терять времени, — Гришка хлопнул Яромира по плечу, протянул грамоту острожим и быстрым шагом скрылся за воротами.
Яромир недолго любовался величественными оборонительными сооружениями Слав-города, после чего развернулся и потопал в сторону «Пришпоренного петуха».
Дело шло к вечеру и народа на торгах уже практически не осталось, хотя шуму меньше не стало. Купцы сворачивали лавочки и грузили товары по телегам, а вокруг них крутились последние покупатели, желающие сторговаться по более низкой цене.
Яромир обратил внимание на место, где еще недавно стояла лавка Могуты и Всемила, но купцов уже и след простыл.
Быстро смеркалось, и на улице уже начали зажигать придорожные масляные фонари, слабо освещающие городские улицы.
Когда Яромир добрался до харчевни, то понял, что вся жизнь Слав-города переместилась сюда. Вокруг «Пришпоренного петуха» столпилась куча народу, все гудело и шумело, а изнутри доносились крики и звуки музыки.
От этого места Яромира зазудело в груди. Плохое предчувствие настораживало, но раз Гришка сказал ждать его именно тут, то придется ждать. Причем уж больно сильно захотелось есть…
Тут и там творилось черти что.
У стены харчевни, прямо за углом, изрядно пьяный мужик извергал на землю излишне выпитую им брагу.
Возле входа несколько скотников и полевых в грязных рубахах на кулаках выясняли, кому из них и в какой очередности доведется покувыркаться с какой-то там Алёнкой.
За самим «Пришпоренным петухом» пятеро молодцев в кожаных нагрудниках пинали, явно чем-то провинившегося перед ними, бедолагу. Яромир, было, хотел заступиться, все-таки нечестно это — пятеро на одного, но он пообещал не привлекать к себе излишнего внимания, и, отвернув взгляд в сторону, направился ко входу.
Над дверью харчевни противно скрипела на ветру вывеска в форме большого железного петуха с позолоченными гребнем и шпорами.
Яромир с трудом протиснулся внутрь, потревожив двух громко спорящих бугаев с поломанными носами, выглядящими как дряблая картошка. Среди туго забитого людьми зала он разглядел место за обшарпанным столом, куда и поспешил сесть.
Теперь он мог нормально оглядеться. В ярко освещенном помещении собрались представители всевозможных призваний и профессий.
Не самые приятные лица разбились по кучкам и кружками заливали в себя пиво и брагу, а вокруг них вились такие же неприятные, потрепанные жизнью гульни и плёхи.
В самом дальнем углу громко шумела самая большая из всех компаний, столпившаяся вокруг чего-то, чего Яромир с этого места разглядеть не мог.
— А не лановато ли по таким местам ходить, юнофа? — к Яромиру подошёл лысый, пузатый хозяин харчевни, расплывшийся в улыбке, которой не доставало нескольких передних зубов. — Я тебя ланьфе тута не видал!
— Больше и не увидишь… Но раз уж я тут, и ты тут, то можно что-нибудь пожевать, да горло смочить? Больно утомился. — Яромир достал из-за пазухи данные Гришкой медяки и положил их на стол.
— А, погляфу, что тебе фа словом в калман лесть не нуфно. — при виде денег хозяин расплылся в безобразной улыбке. — Фа твои деньги — любой каплиф.
Харчевник удалился на кухню, а Яромир уставился в стол, размышляя над произошедшими за последние несколько недель событиями. Вдруг на его плечо опустилась тяжелая рука и, по обе стороны на лавку приземлились Могута и Всемил.
— Я же говорил, брат, что скоро встретимся! — радостно воскликнул Могута, тряся плечо Яромира.
— Нам явно улыбается удача! — подхватил Всемил, вскинув ладони к потолку.
— Здравы будьте… а какими… — начал было Яромир, но Могута не дал ему договорить.
— Не столь важно какими, главное, что мы вновь встретились! — прохрипел Могута и достал из-за пазухи самокрутку.
— Понимаешь, нам суждено было встретиться именно в этом… — Всемил облокотился на стол.
— Свинарнике! — вставил Могута.
Всемил глубоко вдохнул и закатил глаза:
— Можешь так не делать?!
— А что, правда глаз колит, брат?! — заязвил Могута. — Я не виноват, что твои благородные уста не могут называть вещи своими именами!