Богатыриада, или В древние времена
Шрифт:
Впрочем, надо отдать Водянику должное: жестоким он не был и зазря никого не топил. Ни человека, ни животину. Да и уводить девок в плен, делая русалками, не собирался. Всего лишь хотел покуражиться, как обычно: похабными шуточками и щекотанием во всех местах, включая самые интимные, перепугать и в краску вогнать. А уж если получится до истерики довести – вообще отлично! Поскольку, чем больше боялись, визжали и кричали купальщицы, застигнутые врасплох, тем теплее становилось на его холоднокровной душе… Ну, вот такая любимая забава была у Водяника! Тем паче, что выпадала она очень редко, лишь
Надобно уточнить, что хоть в анатомическом смысле Водяник очень даже походил на мужчину, но среда обитания внесла свои коррективы. Волосы стали буро-зелеными и напоминали водоросли, между пальцами возникли перепонки (плавать же так удобнее!), а предмет его главной мужской гордости от вечного холода скукожился, вызывая своим видом у купальщиц скорее жалость и насмешки, нежели испуг, а тем паче – восторг. Точнее, вызывал бы, сумей они сохранить выдержку и способность здраво рассуждать… Но пока таковых не находилось. Уж что-что, а пугать Водяник умел, до полной «отключки» мозгов.
Жертвы его озорства понятия не имели, что их испуг и стыд – наивысшее наслаждение для водяного. Отыскалась бы среди них всего одна, которая не стала бы ни орать истошно, прикрывая руками самые деликатные части тела, ни плюхаться в воду по горло, ни звать на помощь, а окатила бы охальника ушатом ледяного презрения, сказав с брезгливой укоризной: «Ну, чего уставился, бесстыжий? Никогда голой бабы не видел?» – и все, конец пришел бы Водянику. Правда, в переносном смысле. Сгорая от жгучего стыда, плача пресными слезами, забился бы он под корягу в самую глубокую яму… И развлечение свое бросил бы навсегда.
Котя вдруг насторожился. Неведомое чутье, недоступное людям, подсказало рыжаку: где-то рядом опасность! И она таится под водой! Кот зашипел, прижал уши, выгнул спину, затем начал истошно, пронзительно мяукать, привлекая внимание девок. Но они лишь весело смеялись и колотили по воде руками-ногами, болтая «о своем, о девичьем». Им было очень хорошо.
А потом в одно мгновение стало очень плохо. Впрочем, даже Котя, который находился на безопасном расстоянии, с перепугу чуть не вскарабкался на сосну, когда вода вдруг яростно забурлила и на поверхность вынырнуло чудовище, опутанное массой водорослей. Что уж говорить про девок, оказавшихся от него на расстоянии вытянутой руки!
– А-а-а-ааа!!! – пронзительный визг чудовищной силы пронесся по окрестностям, перепугав не только рыбу в озере, но и лесную живность. Княжна Любава Владимировна, ее сенная девка Крапива (она же Степная Колючка) и Ладушка из Карачарова сначала застыли от ужаса на месте, изображая скульптурную группу «Три купальщицы», которую вполне мог бы изваять какой-нибудь умелец из земли Эллинской, а потом одновременно скрестили руки на персях и сдвинули ноги в коленях. Теперь группе подошло бы название «Три купальщицы, обнаружившие, что за ними подглядывают».
– Ха! – весело заржал Водяник, срывая с тела водоросли. Увидев, что перед ними не неведомое чудище, а всего лишь мужик, хоть и странного вида, девки почему-то перепугались еще сильнее.
– А вот он я! Не ждали?! – Водяник игриво пощекотал ближайшую купальщицу, коей оказалась княжна. Снова раздался дикий групповой визг. То есть сначала завизжала одна Любава, но к ней с самым малым опозданием присоединились другие. Зачем? Спросите чего проще. Из пресловутой женской солидарности, наверное…
На душе у Водяника все пело. И он сам запел хрипло, гнусаво:
«Я Водяной, я Водяной!Кто хочет стать моей женой?На дне тут чисто, ладно,Уютно и прохладно!»Девки едва не свалились в групповой обморок. Беспредельно довольный хозяин озера снова захохотал и продолжил:
«А может быть, все трое?Или хотя бы двое?Любить вас буду, честно!Я верный – всем известно!»– Батюшка-а-ааа! Спаси, забери меня отсюда! – истошно возопила княжна, близкая уже к умопомешательству. – Согласна за лягушатника выйти, только спаси!!!
– Гы-ы-ы!!! Да, лягушатником меня тоже кличут. Откуда прознала? – голос Водяника так и сочился разбавленным медом. – Лягушек-то у меня в подчинении тьма-тьмущая! Ох, хороша! – он погладил княжну по спине, затем звучно шлепнул пониже и ущипнул. – Впрочем, все вы ничего. Тощеваты малость, правда, но на утопленничках быстро откормитесь… Ракам только немного оставьте, им тоже жрать надо.
– Матушка! Котя! Кто-нибудь!!! – возопила Ладушка, позеленев. Видимо, во всех подробностях представила себе процесс «откармливания». – Помогите!!!
– Ш-ш-шшш! – надрывался рыжак, выгнув спину и оскалив зубы. Он всем своим видом показывал: выйди только на сушу, нечисть, и я тебе покажу! А в воду лезть – увольте, я плавать не умею.
– Кричи, кричи… Это так возбуждает! – загоготал Водяник. – Ой, дуры вы, дуры! Кто же лезет в воду, не зная броду? Озеро это – мое! Стало быть, моя добыча!
И снова запел похабщину, с блудливой ухмылкой оглядывая девок, застывших все в той же позе:
«Водяного полюбила,Прямо в озере дала!Сиськи, правда, все ж прикрыла,Но „мочалкой“ – завлекла!»Тут произошло то, чего не ожидал ни сам Водяник, ни две другие девки. Половчанка Крапива, она же Степная Колючка, пунцовая от стыда и ярости, вскинула голову, уперла руки в бока и выкрикнула:
«Чтоб такого полюбить,Редкой дурой надо быть!На себя взгляни, сморчок,И на жалкий свой „стручок“»После чего презрительно расхохоталась – громко, заливисто, до слез.
Водяника словно огрели чем-то тяжелым по голове. Он вздрогнул всем телом, издал нечленораздельный вопль, зарыдал и скрылся под водой, устремившись к самой глубокой яме.