Богатыриада, или В древние времена
Шрифт:
– Шоколик, так он же не вышпалша… – попробовала было вступиться за Муромца Баба-яга, но Алеша только отмахнулся пренебрежительно:
– Воин обязан стойко переносить все тяготы и лишения службы! Читала устав княжеской дружины, вторую строку от верха?
– Да ты шмеешшя, што ли, я же неграмотная! – смутилась ведьма.
– Ну тогда и не лезь, бабка, не в свое дело!
– Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак! – ехидно произнесла Сивка-Бурка.
Попович побагровел:
– Эт-то еще что?!
– Это пятая снизу строка! – весело заржала кобыла.
«Да сколько уже этих нарядов?! – ужаснулся про себя Илья. – И знать бы, что за хрень такая!»
Чтобы отвлечься от мыслей тягостных, начал Илья смотреть по сторонам. Ох, красота-то какая! Лес, где преобладали вековые сосны, ясным летним утром выглядел хоть и сурово, но очень привлекательно. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густые ветви, ложились на тропе яркими светлыми бликами, и в них светились разноцветные маленькие огоньки цветков. Пели птицы, доносился частый и сильный стук: высоко наверху трудился пестрый дятел.
«Эх, благодать божья…»
Расчувствовавшись, Илья машинально зевнул, позабыв про «манеры», и тут же получил начальственный окрик и прибавление нескольких нарядов.
«Жаль, поторопилась Сивка-Бурка с помощью… Ну, что ей стоило малость припоздниться?!» – сердито подумал Муромец.
К полудню добрались до большой поляны, с краю которой, под могучим дубом, приютилась то ли изба, то ли лачуга – с первого взгляда и не разберешь. Довольно крепкая, но неопрятная, словно жилище бобыля, коему так не хватает достатка, порядка и заботливой женской руки.
– Каррр! – поприветствовал их хриплым голосом громадный старый ворон, устроившийся на том самом дубе.
– И тебе, пашкуднику пернатому, не хворать! – отозвалась Бабя-яга. – Где хожаин?
– Кар-р-р! – в голосе птицы послышалось явное недовольство: то ли из-за «паскудника», то ли по какой другой причине.
– Ах, вше пьет? До ших пор из жапоя не вышел? – ахнула ведьма, осуждающе качая головой. – Ну и ну!
– Карррррр!!!
– Ладно, ражберемша… Эй! Шонная тетеря! Глажки открывай, шолнце уже вышоко!
Из-за косо прилаженной дощатой двери донесся страдальческий стон, затем жалобы на неудавшуюся жизнь и незваных гостей, которые хуже тугарина. Завершилось все вопросом:
– Кого нелегкая принесла?
– По голошу ужнавать надо! – не на шутку рассердилась Баба-яга. – Давай, поднимайша! Дело к тебе ешть.
– Погодите немного, хоть похмелюсь… Ох, тяжко мне…
– Я тебя шейшаш помелом так похмелю, мало не покажетша! А ну, выходи! – пригрозила Баба-яга и вправду взмахнула метлой. Ступу ей пришлось оставить на том месте, где она приставала к Поповичу, поскольку, лишившись волшебных зубов, ведьма утратила способность к полету. Однако расстаться с помелом отказалась категорически, чуть не плача и твердя: «Я ш ним шроднилаш…» Растроганный Муромец предложил, что понесет ступу: что там для него лишняя тяжесть! Но сердитый Алеша, чудом избежавший самого тяжкого для богатыря унижения, запретил даже думать об этом. Кобыла только многозначительно усмехнулась…
Что-то заскрипело, затрещало, упало с грохотом, затем дверь открылась и взору честной компании предстал владелец лачуги – мужичок малого роста с многодневной щетиной на опухшей страдальческой физиономии и косящими в разные стороны глазами. В правой руке он сжимал опорожненную прозрачную посудину диковинного вида. Крепкий запах перегара так и пополз по поляне, заставив лошадей страдальчески поморщиться.
– Тьфу! Какая гадость! – не выдержав, сплюнула Сивка-Бурка. – Меня сейчас стошнит!
– Каррррр!!! – дико заорал ворон, чуть не свалившись с ветки.
Мужичок вздрогнул всем телом, ухватившись за косяк, чтобы не упасть. Глаза перестали блудить по сторонам, округлились и уставились на кобылу.
– Допился! Белая горячка! – всхлипнул он.
– Пока еще нет, – усмехнулась лошадь. – Но скоро будет, если не возьмешься за ум. Придет тогда к тебе большая-пребольшая белочка, размером с матерого кабана… А уж что она с тобой сделает – ни в сказке сказать ни пером описать.
У мужичка застучали зубы. Посудина выпала из ослабевшей руки, шлепнувшись в густую траву. Привлеченный ее диковинным видом, Попович проворно соскочил с седла, подобрал и озадаченно поднял брови:
– Сроду не видал такого! Сделано непонятно из чего, на диво ровно да гладко, и наклейка какая-то чудная, с буквами заморскими… Откуда взял-то?
Мужичок только тупо таращился на кобылу и мычал что-то нечленораздельное.
– Оттуда, откуда он вше берет?.. Иж будушшего! – пояснила Баба-яга. – Дар у него такой, волшебный!
– Из будущего?! – хором ахнули Алеша, Илья и Сивка-Бурка. Даже Гнедко, хоть ничего и не понимал, тоже вздрогнул и насторожился: видимо, проникнувшись серьезностью ситуации.
– А то! Вы не глядите, что шморчок шморчком, внешношть – она обманчива! Ох! Я же ваш пожнакомить жабыла! Шклерож проклятый! Штарошть – не радошть… Это – Мужичок-Лешовичок, или Боровичок, как его ешшо нажывают.
– Мужичок-Лесовичок? Тот самый? – ахнул Попович, невольно отступив на пару шагов.
– Тот шамый, откуда же другому вжатша… Другой штолько и не выпьет!
Тут надобно сделать небольшое пояснение.
Многие люди упорно считают Мужичка-Лесовичка чем-то вроде беззлобного и безобидного деревенского дурачка, обижать которого – большой грех. И сильно ошибаются. Особенно если учесть, что такой сам любого обидит… Да, внешность у Лесовичка неказистая, одежонка потрепанная, физиономия простецкая, а глазки – наивно-добрые. Но это лишь с виду. Как правильно заметила Баба-яга, внешность – она бывает обманчивой.
Мужичок-Лесовичок, конечно, не леший, но постоять за себя умеет. А каковы его способности, что он может сотворить в любое мгновение – того он и сам зачастую не ведает. Как малое дитя, в руки которому попала волшебная сила. Поэтому с ним нужно обращаться вежливо и без особой нужды не злить: себе дороже.