Богдадский Вор
Шрифт:
– За-а-души-шь...– едва не поперхнулся бородой несчастный Насреддин. Слезь, зараза!... Я же живот надорву...
– Вах, вах, вах...– искренне умилились все присутствующие. Встреча двух родственников после долгой разлуки казалась безмерно мелодраматичной. Вид двухметровой "девицы" на руках у почти падающего "папочки" вызывал слезы на глазах и обращал взоры к высоте небес, соизволивших пролить на землю такое счастье...
– Клянусь бородой пророка, когда стражники доложили мне, что благообразный старец ищет свою дочь в моём гареме, я не сразу поверил, - начал Селим ибн Гарун аль-Рашид, когда ахи и охи несколько приутихли.–
– Как ты узнал, что я - твоя дочь?– не разжимая зубов, спросил Лев.
– "Я - в гареме!" Кем ещё ты там мог вырядиться?!– так же, не снимая улыбки, пояснил Ходжа.
– Но сегодня у всех нас будет радостный день, - тем же тоном продолжал эмир, - ибо намерен я взять эту девушку в жёны! Достойно истинной мусульманке во всех странствиях и напастях сберегла она свою честь и готова принести её мне на брачном ложе.
– Ты не говорил, что выходишь замуж за эмира, - тихо процедил домулло.
– Можно подумать, меня спрашивали?!– скорбно ответил Оболенский и приветливо помахал правителю рукой.
По знаку эмира вперёд вышли два имама, на чалме каждого сверкал кусок зелёного шелка - знак паломничества в Мекку. Один ловко установил нечто вроде пюпитра, а другой торжественно возложил на него Коран. Брачная церемония на Востоке проводится быстро и по-деловому...
* * *
Герой делает трупы, а трупы делают из него героя.
Парадокс, но факт.
А вы обратили внимание на то, что в этом романе еще ни разу никого не убили? Во всех моих предыдущих книгах трупы если и не громоздились горами, то уж по меньшей мере без трех жмуриков повествование никак не складывалось. Фэнтези - литература сильных страстей и ярких характеров, соответственно, без убийств в ней ну никак нельзя обойтись! Если уж не главный герой и не его возлюбленная, то хоть какой-нибудь второстепенный злодей точно должен примерить белые тапки. "А как же Ай-Гуль-ага?" - скажете вы и будете уличены в невнимательности. Старого вампира никто не убивал - он сам отравился. Так же как и прочие гули, решившие полетать с минарета под воздействием опиумных паров. Вот видите, это еще одно весомое доказательство, что весь роман не выдуман, а почти дословно списан со слов прямого очевидца. Ведь сочиняй его я, Багдадский вор уже давно бы избавил город от деятельного эмира посредством волшебного ятагана с именем, ничего не говорящим непосвященному лицу.
На самом деле никакой брачной церемонии не было. Ходжа только взглянул в помутившиеся глаза друга и содрогнулся - в небесной голубизне посверкивали знакомые искорки. И значит, грозовые тучи неумолимо собираются над головой Селима ибн Гаруна аль-Ра-шида! Красное с золотым люрексом платье невесты уже едва не лопалось на напряженных плечах Оболенского - потомственный русский дворянин ни за что не хотел выходить замуж! Даже чуть-чуть. даже в шутку... даже за эмира... Всем присутствующим тоже вроде бы показалось, что "дочь купца" как-то странно покраснела, и эта краска скорее означала гнев, чем стыд.
Всесильный владыка махнут рукой, первый имам открыл Коран, и тут домулло решительно шагнул вперед
– О великий и могущественный правитель! Ты оказываешь мне, безродному, великую честь, становясь моим сиятельным зятем. Но пусть и все гости твоего дворца, и слуги, и рабы твои, и визири, и прислужники, и нукеры, и стражи знают, что не последнее чучело отдал тебе
– Пусть говорит, - милостиво качнул бородой эмир, - купеческая натура всегда берет верх - он не может не похвалить свой товар...
– Глядите же, правоверные мусульмане, и пусть взоры ваши видят истину, ибо дочь моя заметней, чем знамя! Тело ее подобно чистому золоту, мягкому шелку и свежему курдюку! (На этом эпитете Оболенскому, уже расплывшемуся в довольной улыбке, резко поплохело, а это было еще только начало). Щеки ее равны степным макам, живот втянутый, с тремя складками, пупок вмещает полстакана подсолнечного масла, бедра похожи на подушки, набитые павлиньими перьями, а между ними находится вещь, которую бессилен описать язык...
– Какая вещь?– едва сдерживаясь от рыка, прошипел Лев
– Которую бессилен описать язык, и при упоминании ее наворачиваются слезы! Этому нет названия.
– Ах, вот ты о чем. Ну почему же нет?
– Вешний бутон, распустившаяся роза, благоуханный тюльпан!– продолжал надрываться Ходжа.
– Хм... вообще-то у нас все гораздо проще и приземленнее.
– Молчи, о неразумное дитя! Опусти свой взгляд и не смей поднимать его на великого эмира, доколе не станет он мужем твоим, а ты женой его. И тогда войдет он, подобно финику, в твою пшеницу, и будет кусать тебе щёки, и ложиться на грудь движениями каирскими, заигрываниями йеменскими, вскрикиваниями абиссинскими, истомой индийской и похотью нубийской, жалобами деревенскими, стонами дамасттскими, пылом астраханским, наскоками самаркандскими, резвостью городскою, толчками бухарскими, жаром саадииским, томностью александрийской и ревностью корсиканской!
К концу перечисления все, от последнего раба до первого визиря, в изумлении раскрыв рты, уставились на великого эмира. Селим ибн Гарун аль-Рашид ещё никогда не чувствовал себя столь неудобно. Подобные восхваления не редкость на пышнословном Востоке, однако обычно венценосные особы выслушивают оды другого рода. О победе над врагом, например... О храбрости, силе, милосердии и сыновней почтительности. Но не о феерических возможностях в плане гольного секса!
– Откуда ты всё это знаешь?– "Дочь" незаметно пихнула коленкой отца. "Старец" потёр ушибленную задницу, огрызнувшись сквозь зубы:
– Книжки надо читать, о бестолочь, бесполезно-необразованная... Для тебя же стараюсь!
– Чем? Готовишь меня к прелестям замужней жизни?!
– Тяну время-а! О пророк, дай мне еще немного терпения и силы. Я верну, я очень долго не буду тебя беспокоить из-за этого неблагодарного отпрыска глупых сибирских барсуков!
– Довольно, старик!– Огромным волевым усилием эмир набрал в голос металла и требовательно поднял руку.– Нам надо покончить с церемонией побыстрее, на сегодня есть и другие, не менее важные для правителя, дела.
– Слушаю и повинуюсь, но если мне будет позволено...
Поздно, домулло уже никто не слушал. Стражники ударили мечами в щиты, и первые слова извечной молитвы Корана уже срывались с богопослушных губ имамов:
– Алла-а! Биссмилле, ир рэхим ин рехмен! Воистину велик и мудр Аллах и деяния его подобны...
– Великий эмир! Срочная весть для великого эмира!! Благая весть!!!– В зал вбежал мокрый от усердия стражник.– На базарной площади нашего благословенного города пойман сам Багдадский вор!