Богдан Хмельницкий
Шрифт:
остался без последствий и навел страх на весь околоток, особенно на подданных князя.
«Прежния беды рушатся на наши головы: паны уже начинают мстить нам и мучить
нас!—роптали хлопы. Одни бежали, другие же собрались в толпу и волновались, не
зпая что делать. В ту толпу явился православный священник и говорил им:
«Вот награда за все, что мы терпели; вот до чего довела нас потеря нашей крови,
пролитой на то, чтоб добыть свободу и скинуть с себя невыносимое
Вот образчик панской милости. Вот вам клейноты польской славы—трупы нашей
братии на кольях; не одолели ляхи нашей крепости силою, так одолевают лестию. Это,
братия, значит, свирепство поля-
г) Памяти, киевск. коми., П, 3, 6.
2) Arinal. Polon. Clim., I, 179.—Latop. Jerlicza, 113.
344
ков! Сам Бог теперь открывает нашей простоте глаза, чтоб мы не поверяли панской
злобе своих душ. Много нас паны обижали, много мы пострадали от панского
тиранства, а теперь по доброй воле вложили свои головы в то же ярмо, чуть только
скинули его с шеи. Лисица зверь—и та не пойдет в другой раз в капкан, и птица не
полетит в другой раз на приманку! А человеку на то и разум дан, чтоб он разбирал и от
беды уходил. Кто, братия мои, только захочет пановать, тот на все дурное пойдет, лишь
бы самому усидеть на панстве. Вот они нашего брата хитро засядут, а после скажут, что
это не вероломство, а благоразумие. Такой почет дают паны своим делам. В панских
дворах обман похваляется, и когда нельзя кого одолеть силою, так паны одолевают
обманом и еще тем величаются. Паны не смотрят на то, что праведно: лишь бы им
корыстно было. Давно ли высохла кровь нашего доблестного Павлюка, как после
Кумеек паны заманили его, уверили клятвою, что ему ничего не будет, а потом казнили
в Варшаве на целом своем сейме? Да что давнее вспоминать: посмотрите на ваших
братьев: они еще на кольях,—может быть, еще дышат и призывают вас беречь себя
самих и соделаться слугами божьими на праведное мщение за их муки!»
Эта речь была произнесена с силою и вдохновением, личность и сан оратора
помогали впечатлению. Толпа заволновалась. Ожесточенные хлопы кричали: «оружия!
оружия! бить их, бить всех и больших и малых! Кара им за их злодейства!» Весть
разнеслась по окрестностям, и в разных местах составились партии, соединялись
между собою и побуждали других поселян составлять такия же партии. Несколько
дворян попались к ним и были замучены. Услышав о волнении, князь Корецкий
отрядил против бунтовщиков три тысячи своей конницы. Этот отряд легко бы,
казалось, мог расправиться, по одиночке, с шайками крестьян, которые, как доносили
князю, действовали одна от другой отдельно. Но вышло не так. Хлопы окружили его и
обратили в бегство, и еслиб у хлопов были в то время лошади, то верно бы истребили
всех. Событие это, как следовало ожидать, способствовало к распространению мятежа;
слух о нем скоро дошел в Варшаву и наделал там большего переполоха. Король был
недоволен Корецким, и поручил канцлеру написать к нему письмо с выговором. «В
настоящее время, было писано в этом письме, вовсе негодится возбуждать и раздражать
хлопов. Еслиб даже казненные вполне были достойны этого, и тогда нельзя похвалить
такой строгости; благоразумный человек должен сообразоваться с обстоятельствами и
знать, что не всегда должно наказывать преступление, когда из этого может произойти
соблазн. Ваша милость, требуя от своих хлопов повиновения, сами вашими поступками
возбуждаете и усиливаете в них строптивость и неуважение к себе. Извольте же
исправить сделанную вами ошибку, ибо по вашей вине не должна страдать вся Речь-
Посполнтая» 1). Неизвестно, как поправил свои ошибки Корецкий. Мятеж то
усиливался, то улегался, но не прекращался. Как только бывшие в войске в прошлую
войну хлопы возвращались в свои жилища, владельцы стали их мучить. «Вот это и
вашему Хмельницкому будет, — говорили они, —• дайте
*) Stor. delle guer. civ., 202—204.
345
только нам справиться». Хлопы составляли шайки, владельцы обращались к
Хмельницкому с жалобами *). Хмельницкий казнил непослушных, вешал, сажал на кол
2), и чрез то имя его, которое до того времени произносилось с благоговением
русскими, стало у многих предметом омерзения. Забужане и поднестране, самый
бойкий и отважный народ в Южной Руси, отличались пред всеми приверженностью к
буйству и неповиновению. Они составляли шайки, называемые в том крае ватагами
левенцов. В Червоной Руси их звали опришками: в числе последних, кроме
непокорных панских хлопов, были карнатские горцы; название опришки быдо
старинное, но прежде они образовали небольшие разбойничьи шайки, не имевшие
никакой задачи, кроме грабежа, теперь они стали сплочаться и преследовать одну цель
—освобождение от власти панства и возмездие шляхетству за прежния утеснения.
Начались попрежнему убийства и пожары; начальником мятежных стал Нечай,
храбрый Брацлавский полковник. Говорили, что к Хмельницкомурнагрянула толиа