Богдан Хмельницкий
Шрифт:
приписывает безладице и постоянным ссорам между польным гетманом и брацлавским
воеводою Ляндскоронским. Еще после дела в Красном польный гетман сердился на
Ляндскоронского за то, что тот присвоил себе пернач Нечая. Польный гетман хотел
взять эту вещь себе и обругал брацлавского воеводу, когда тот не отдавал ее. С той
поры во все время похода до Винницы паны эти делали друг другу неприятности. В
Шарогроде брацлавский воевода подвергался упрекам от польного
возбуждает против него подчиненных, а брацлавский воевода сказал, что, напротив, он
убеждал жолнеров повиноваться предводителю. Калиновский показал ему кукиш и
произнес: ваши увещания имели столько веса, как вот это! Стыдно и позорно, —
замечает по этому поводу современник, — вождям дозволять себе такия
школьнические выходки. После того в Прилуках какой-то поручик, которому
брацлавский воевода делал выговор за упущения по службе,
1) Истор. о през. бр.—Woynadom. Ч. 2, 14—15.—Annal. Polon. Clim., I, 230.— Летоп.
пов. о Маж. Росс., 77.
2)
Woyna dom. Ч. II, 15.
3)
Jak. Micbal. Ks. Pam., 625.—Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Февр., 386.
391
был так дерзок, что сказал воеводе: «тебе приличнее быть козьим пастухом, чем
сенатором!» Оскорбленный воевода обратился с жалобою к польному гетману, а тот с
ирониею произнес: «где бреют, там и бьют!» Калиновский постоянно перед всеми
старался выставить Ляндскоронского виновным за неосторожность под Винницею, где
на прорубях погибло не мало заслуженных товарищей, и такое мнение расходилось в
польском обществе к ущербу чести Ляндскоронского 1). Из Бара жолнеры в начале
апреля поспешили в Каменец, и там Калиновский расположил их по окрестностям 2).
С тех пор войско стояло под Каменцем и уже не осмеливалось выступать из лагеря.
Оно находилось в бедном положении. Наступила Пасха, а для жолнеров, говорит
современник, была она настоящею иудейскою пасхою в пустыне. За неимением хлеба,
они поневоле ели хлебы в роде опресноков, без соли и с горечью, потому что зти хлебы
печены были из лебеды 3). Угрожавшие вести тревожили их: господарь Лупул писал,
что Хмельницкий намеревается грянуть на них с сильным войском, чтоб не допустить
до соединения с королем 4). Предводители посылали к королю известия, вовсе
непохожия на прежния, описывали свое бедствие, и умоляли о скорейшей помощи 5). И
вот в Варшаве внезапно разочаровались поляки в своих блестящих надеждах на счет
удивительных побед кварцяного войска. «Те, которые сочиняли небывалые события, —
говорит летописец,—теперь первые опустили руки 6); а охотники до таинственного со
вздохом разносили вести, что в Варшаве, на кладбище казнимых преступников, у
мертвеца из уха пролилось много крови, а другой мертвец из могилы просунул руку. —
Это пророчит большие беды Польше», говорили тогда 7).
1)
Дневник Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Февр., 881.
2)
Кратк. опис. о жоз. малор. нар., 45.—Woyna dom. Ч. 2, 15.— Истор. о през. бр.
—Hist. ab. exc. Wlad. IY, 72.—Акты Южн. и Зап. Росс., III, 454.
3)
Ilist. belli cosac. polon., 132.
4)
Woyna dom. 4. 2, 16.
5)
Histor. belli cosac. polon., 133.
6)
Woyna dom., 15—16.
T) Stor. delle guer. civ., 244.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
Ополчение в Польше-Папский легат.—Коринфский митрополит Иосаф в Украине.
— Выступление короля из Люблина в Сокалу.—Планы Хмельницкого.—Неудачная
осада Каменца.—Битва под Купчинцами,— Хмельницкий под Збаражем.—Семейная
драма у Хмельницкого.—Положение лагерей козацкого и польского.—Татарский мурза.
—Поляки идут к Верестечку.—Прибытие хана к Хмельницкому.—Планы
Хмельницкого.—Поляки идут к Дубну.—Вишневецкий предупреждает опасность.—
Возвращение поляков.—Переправа польского лагеря через Стырь.—Появление
татарско-козацкого войска,—Первые стычки.—Гнев хана.
– Ночь перед битвою.
Король получил в Журавице донесение из Каменца и, как будто пробудившись от
сна, по выражению недоброжелательного к нему историка *), побежал в Варшаву. Он
недолго оставался в столице и в половине апреля выехал в Люблин с королевою,
сенаторами, окруженный всем двором и многими знатными особами обоего пола, с
десятью тысячами новоприбывшего из Германии войска. По' приезде в Люблин,
двадцатого апреля, он выдал третьи вици на посполитое рушенье. «Сообразно
сеймовой конституции,—писал король,—оповещаем сими третьими и последними
вицами всех обывателей Речи-Посполитой, что мы лично идем для укрощения
своевольных мятежников, которые, соединившись с неверными, покушаются
искоренить не только всю шляхетскую кровь, свободу вольности и самое имя польское,
но даже и святую католическую веру, всегда процветавшую в нашем королевстве, и
ниспровергнуть костелы, посвященные имени Божию. Местом сбора для всех,
подлежащих посполитому рушенью, назначаем Константинов на пятое число месяца
июня и желаем, чтобы никто, под страхом наказания по закону, не уклонялся от этого