Богдан Хмельницкий
Шрифт:
чрезвычайною нарядностью и пестротою. Бросались в глаза зрителю своим
щегольством и богатою обстановкою королевские гвардейцы с тигровыми и
леопардовыми шкурами на плечах и гусары, одетые в железные брони с золотыми
украшениями на них, с серебряными крыльями на плечах, в шишаках, с страусовыми
перьями на голове. Их породистые кони были покрыты богато-вышитыми чепраками,
богатыми седлами, уздами, украшенными золотыми бляхами и драгоценными камнями
и
разнообразия и пестроты выказывали пятигорцы (род уланов) в сетчатых панцырях, с
длинными копьями при седле,—пехота, одетая в разноцветные колеты и иностранная
рейтария в шляпах, с высокими гребнями. Посполитое рушенье различалось по
воеводствам, землям и поветам и делилось на ополчения: каж-
г) Bel. scyth. cos.
2)
Histor. ab exc. Wlad. IY, 78.
413
дое ополчение имело свой убор, отличаясь от другого ополчения п по цвету одежды
и по масти лошадей. У всех были свои знамена, с различными изображениями.
Нарядность и пестрота польского войска представляла противоположность с
простотою козацко-татарского полчища, где масса хлопов в бедных сермягах шла в
поход с дубинами вместо оружия, а татары, кроме мурз и беев, одеты были в
холстинные чекмени и в бараньи шапки 1). Разделяло враждебные полчища ровное
поле, которому суждено было упиться кровью и устлаться трупами. Враги смотрели
друг на друга безмолвно, недвижно, как бы любуясь огромностью сил своихъ» 2).
Хмельницкий не приказал начинать битвы до тех пор, пока сам неприятель не бросится
на них. Король дал приказание не выходить из строя под опасением смертной казни и
не отвечать на татарские вызовы 3). В таком торжественном безмолвии стояли они до
полудня и только редкие крики прерывали глубокую тишину, подобную той, какая
бывает в воздухе пред наступлением грозы. «В эти часы томительного ожидания и
неизвестности явился,—говорит предание, сохраненное польскими летописцами,—в
воздушной синеве архангел Михаил и светоносным мечом грозил татарскому полчищу,
а в далеком небе блеснул образ Св. Девы. Многие видели это,—говорит летопись,—и
оживлялись мужеством сердца их и бездействие было тягостнее битвы» и).
«Что бы это значило, что неприятель не трогается?—спрашивали друг друга
поляки,—верно он боится нашей огромной силы и думает бежать».
Другие подозревали, не замышляет ли Хмельницкий какой-нибудь хитрости 5).
Король приказал оглядываться назад и остерегаться нападения с тыла. Поглядывая в
зрительную трубу на далекий холм, где белелось ханское знамя, иные думали, что
неверные собирают на них силы ада и заклинаниями хотят поразить их пуще оружия.
Непонятное опасение стало распространяться между полководцами, так что некоторые
хотели-было отложить битву до другого дня. Тогда король, желая прекратить толки и не
допустить войско до упадка духа, послал к хану Отвиновского, знавшего восточные
языки, с вызовом открыть поскорее битву.
«А что,—сказал хан окружавшим его,—вытрезвился ли Хмельницкий, который мне
говорил ложь о польском войске, будто оно ничтожно? Пусть идет подбирать мед у
этих пчел, у которых так много ясалъ» е).
Было два часа пополудни; облако начало находить на солнце и ветер подул с запада:
вдруг в польском войске заиграли на трубах и запели торжественную песнь в честь
Богородицы «О Gospodzia uwielbiona», которую пели всегда пред начатием сражения 7).
Пехота козацкая двинулась под прикрытием своего укрепления. Татары,
Ч Kubala, П, 241—243.
а)
Woyna dom. Ч. 2, 30.
3)
Иетол. повесть! о Мая. Росс., 82.
4)
Woyna dom. Ч. 2, 31.
5)
Кратк. истор. о бунт. Хмельн., 34.
б)
Pam. do pan. Zygm. Ш, WJad. IV i Jan. Kaz., II, 160.
7)
Staroz. Polsk., I. Wojna z koz. i tat., 274.
414
сь диким гикогь бросились к центру польской армии :). Тогда Иеремия
Вишневецкий с двенадцатью полками кварцяного войска и с четырьмя ополчениями:
краковским, сендомирским, ленчицким и серадским, бросился стремительно на
Козаков 2). бесстрашный полководец сам указывал всем дорогу и летел вперед с
обнаженным мечом. Непобедимый, по сознанию поляков, козацкий четвероугольник
распался 3).
В войске козацком из полководцев было много таких, которые для «паньства
великого., для лакомства несчастною'», как выражается старинная песня, готовы были
предать врагам свободу веры и отечества. Украинская летопись указывает на Турского,
родом киевлянина, которого называет генеральным асаулом. Хмельницкий, если верить
этому сказанию, наблюдая сам за двухмысленным ханом, оставил Турскому команду
над пехотою, но Турский, недавно пожалованный поляками в дворяне и обласканный
ими, во время нападения Вишневецкого, двинул Козаков назад 4). Трудно решить,
насколько правды в этом известии, передаваемом источником более или менее