Богдан Хмельницкий
Шрифт:
предпринимали морские походы, которые навлекли на Речь-Посполитую
55
войну со стороны Турции; в особенности преступен тот ваш набег, который был
совершен в бытность в Константинополе посла Речи-Посполитой пана конюшего
Збаражского, посланного для окончательного заключения мира; 2) вы сносились с
московским государем, с которым Речь-Посполитая еще не постановила твердого мира
и признавали за ним царский титул, а также сносились с
Гиреем и помогали ему; 3) принимали к себе разных цариков, которые назывались то
московскими, то волоскими государями, и давали притон разным подозрительным
лицам, которые могут быть вредными для Речи-Посполитой; 4) вы самовольно
поставили митрополита, владык и архимандритов при жизни тех особ, которых
правительство считает законно занимающими эти должности; 5) лица шляхетского
звания и владельцы беспрестанно жалуются, что их подданные выходят из
повиновения и потом, называясь козаками, вооруженными купами наезжают на их
имения, посягают на их жизнь, присвоивают грунты, отнимают пожитки, не дают
собирать с их имений доходов; 6) козаки неоднократно нападали на староства, а в
недавнее время напали на город Киев, убили там войта, доброго человека, вашего же
единоверца, других взяли в неволю или отдавали на поруки и [ограбили, напали на
римско католический монастырь, убили священника, отняли у монастыря грунт и
завели на нем хутор, оскорбили наместника подвоеводского и на самого подвоеводу
похвалялись, налагали на города разные поборы, брали себе стации, присвоили себе
юрисдикцию, отнимали городские имущества, и разных особ звания шляхетского,
духовных, мещан и жидов замучили с неслыханным варварствомъ».
Ба это козаки оправдывались так:
«Мы, принося покорность, сами отослали на сейм тех предводителей, которые
ходили на море во время посольства пана Збаражского, представив их в гродский суд,
чему свидетель подвоеводчий, а после мы ходили на море, потому что нам не дали
жалованья, обещанного на прежних коммиссиях. Мы посылали в Москву не для
какого-нибудь договора, а напомнить, чтобы-, по давнему обычаю, не забыли прислать
вам казны. С Шегинь-Гиреем так случилось: товарищи наши вышли на добычу с Дона,
в то время, как ИПегинь-Гирей поссорился с Калгого, волна принесла наших
товарищей к берегу в Крым голодных и оборванных; Шегинь-Гирей их принял к себе
на службу, а так как они ему послужили честно, то он, показывая любовь к польскому
королю, прислал в Запорожье своих послов просить, чтоб мы не нападали на Крым,
чего мы не хотели делать без воли королевской; но так как Шегинь-Гирей обязывался
утвердить присягою мир от всей орды с владениями его величества короля, то нам
казалось справедливым заключить договор с ним. О святейшем патриархе и о
поставленных им духовных его величество знает, и духовные уже объясняли это дело.
За разных цариков, московских, турецких, волоских и за других неизвестных лиц мы не
чувствуем себя виновными: приход на Запорожье и выход оттуда издавна был всем
свободен. Кто из наших наезжал на шляхетские дворы и оскорблял людей шляхетского
звания, тех считаем виноватыми и готовы чинить над ними правосудие. Что касается до
киевского дела, то мы видим во всей Короне и Великом Княжестве Литовском, на
Белой Руси, на Волыни, на Подоли великое утеснение церквам Божиим: не позволяют
священникамъ
56
нашим отправлять свободно богослужения; выгоняют их из приходов, которые
отдают унитам, и вообще делают великое насилие совести нашим христианам, а
киевский войт, по наущению попа оного, близко нас в Киеве печатал церкви, отнимал
издавна данные приходам доходы и оскорбительными словами бранил нашего
киевского митрополита,—чего не мог терпеть не только он, митрополит, но и
простейший человек, когда идет дело о его совести и о чести. Отдаемся в том на
мудрость ваших милостей. Об убийстве монаха и об оскорблении подвоеводчего не
знаем, а грунт, который мы отобрали, принадлежит издавна церкви Василия».
Коммиссары предложили им условия. Козаки пытались смягчить их, домогались,
чтоб им дозволили жить во всяких местностях, судиться своим судом, ходить на море
на рыбную ловлю, оставить за собою артиллерию, а более всего, говорили они, просим
и молим, чтоб наша греческая вера не терпела утеснений, ибо спокойствие её хранить
присягал король. Но козаки должны были уступить. Те, которые входили в реестр и
должны были оставаться в козацком звании, отступили от громады тех, которые хотели
одинаковых с ними прав, тем более, что поляки не только обещали настоящим козакам
оставить их права, но еще и прибавить им жалованье. Шесть тысяч реестровых
Козаков должны были, попрежнему, составлять военное привилегированное сословие и
получать от государства жалованье: из них тысяча человек, по назначению коронного
гетмана, должна была по очереди находиться в низовьях за порогами, чтоб не