Боги Бэл-Сагота
Шрифт:
В их уши вновь вонзился дикий вопль. На этот раз кричал человек, и в голосе его было столько ужаса и отчаяния, что в жилах стыла кровь. Одновременно с этим они услышали топот и хруст веток — чье-то огромное, тяжелое тело продиралось сквозь заросли.
Они повернулись к лесу. Из полумрака, словно белый лист, несомый ветром, вылетела почти нагая девушка. Ее золотистые волосы языками пламени метались за спиной, белые плечи сияли в утреннем свете, а выпученные глаза были полны безумного ужаса. А за нею...
Даже у Турлофа вздыбились на голове волосы. То, что гналось за девушкой, не было ни человеком, ни зверем. Оно напоминало немного птицу, но подобных «пичуг— уже многие века не носила
Вот и все, что успел заметить Турлоф, прыгнувший навстречу монстру, когда несчастная девушка с воплем отчаяния упала на песок. Бестия нависла над кельтом, ее страшный клюв обрушился на него, выщербив подставленный щит. Турлоф покачнулся, но тут же взмахнул топором. Твердые перья спружинили, и тяжелое лезвие скользнуло по ним, не причинив чудовищу вреда.
Вновь мелькнул в воздухе грозный клюв, и лишь быстрая реакция далкасца спасла ему жизнь. Подбежавший в этот момент сакс изо всех сил ударил чудовище мечом. Длинный тяжелый клинок отсек одну из похожих на бревна лап ниже коленного сочленения, и бестия с мерзким скрежетом рухнула набок, трепыхая короткими, сильными крыльями.
Турлоф подскочил к ней вплотную и вогнал меньшее острие топора между багровыми глазищами. Гигантская птица лягнула воздух ногами, содрогнулась в конвульсиях и испустила дух.
— Клянусь кровью Тора! — воинственный пыл горел еще в серых глазах Ателстейна. — Мы и в самом деле забрались на край света...
— Следи за лесом, как бы другой такой же не выскочил, — бросил ему кельт и повернулся к беглянке.
Та с трудом поднялась на ноги и стояла теперь, всматриваясь в них расширенными от изумления глазами. Это была прекрасная юная девушка — высокая, стройная, вся ее одежда состояла из лоскутка шелка, небрежно повязанного вокруг бедер. Ее кожа была, к немалому удивлению обоих воинов, белоснежной, глаза — серыми, а рассыпавшиеся по плечам волосы имели цвет чистого золота. Она заговорила на языке викингов, слегка запинаясь — так обычно говорят на языке, которым давно не пользовались.
— Вы... Кто вы такие? Откуда? И как попали на Остров Богов?
— Кровь Тора! — воскликнул сакс. — Она из наших!
— Ваших, — поправил кельт. Даже в эту минуту он помнил о своей ненависти к северянам. Девушка во все глаза смотрела на них.
— Мир, наверное, сильно изменился с тех пор, как я его покинула, — сказала она наконец. — Иначе как мог бы волк охотиться рядом с диким быком? По твоей шевелюре я вижу, что ты кельт, а у тебя, великан, акцент сакса.
— Оба мы изгои, — пояснил далкасец. — Видишь трупы на песке? Это команда драккара, шторм загнал нас в эти гиблые места. Этого воина зовут Ателстейн, он родом из Уэссекса и плавал с викингами, я же был его пленником. Мое имя Турлоф Даб, когда-то я принадлежал к клану О'Брайенов. А кто ты и что это за остров?
— Это древнейшая страна мира, — ответила девушка. — Рим, Египет и Китай — младенцы по сравнению с нею. А меня зовут Брунгильда, я дочь Роль-ва Торфинссона и еще несколько дней назад была здесь королевой.
Турлоф неуверенно посмотрел на Ателстейна. Все это звучало, как сказка.
— После того, что мы тут увидели, — пробурчал великан, — я готов поверить чему угодно. Так ты и в самом деле похищенное дитя Рольва Торфинссона?
— Да! — ответила девушка. — Это меня похитил Тостиг Безумный, когда напал на Оркадские острова и превратил в пепел усадьбу Рольва Торфинссона, пользуясь его отсутствием...
— А потом исчез бесследно, — перебил ее Ателстейн. — Он и в самом деле был безумен. Я плавал с ним много лет назад, зеленым еще совсем молокососом.
— Это-то его безумие и забросило меня сюда, — сказала Брунгильда. — После того, как он прошелся огнем и мечом по берегам Англии, пламя безумия, сжигавшее его мозг, погнало его в никому не ведомые южные моря. Он плыл и плыл на юг, пока дикие волки, которыми он командовал, не взбунтовались. А затем шторм разбил корабль о скалы этого острова. Тостиг и все остальные погибли, а я вцепилась в обломок обшивки, и море, по капризу богов, выбросило меня, полуживую, на берег. Мне было тогда пятнадцать весен, и случилось это десять лет назад. Здесь живут странные люди, — помолчав, добавила она. — У них коричневая кожа, и они сведущи в сокровенных тайнах магии. Когда они нашли меня, лежащей без сознания на песке, то очень удивились — до тех пор им не приходилось видеть белокожих людей. Их жрецы тут же заявили, что я богиня, посланная им морем. Жрецы поселили меня в храме и поклонялись мне наравне с иными богами. Их верховный жрец, старец Готан — да будет проклято его имя! — научил меня многому, страшному и необычному. Я очень быстро усвоила их язык и многие секреты жрецов, а когда выросла и превратилась в женщину, почувствовала, что этого мне мало. Я считала недостойным дочери короля морей смиренно сидеть в святилище и принимать дары цветами и овощами, а иногда и человеческими жертвами.
Она прервала на секунду свой рассказ. Ее глаза блестели, и она действительно походила теперь на воительницу, какой хотела казаться.
— Ну что ж, — продолжала она, — нашелся человек, который влюбился в меня: Котар, молодой вождь. Мы сговорились с ним и сбросили в конце концов ярмо старца Готана. Это было ужасное время, время заговоров и контрзаговоров, интриг, восстаний, мятежей и кровавой резни. Мужчины и женщины гибли, как мухи, по улицам Бэл-Сагота рекою текла кровь. Победили мы: Котар и я! Династия Ангар прекратила свое существование, и в одну прекрасную ночь, кровавую и безумную, я, королева и богиня, взошла на трон на древнем Острове Богов!
Она выпрямилась, ее лицо сияло от гордости, грудь вздымалась и опадала. Турлоф почувствовал восхищение и отвращение одновременно. Ему доводилось видеть, как возносятся на вершины власти, видел он также, как падают с них в бездну, и всеми фибрами души ощущал плывущую отовсюду кровь, неким внутренним зрением постигал жестокость и измены, поражаясь первобытной беспомощности этой женщины-ребенка.
— Если ты была королевой, — сказал он, — то почему тебя в твоем собственном королевстве гоняет по лесу чудовище?
Брунгильда прикусила губу, и на ее щеках загорелся румянец гнева.
— А что губит женщину, кем бы она ни была? Я доверилась мужчине. Это был Котар, мой возлюбленный, с которым я делила власть. Он предал меня. Когда я вознесла его до себя и готова была даже уступить место рядом на троне, то узнала, что он изменяет мне с иной женщиной. Я убила обоих.
— Ты настоящая Брунгильда, — улыбнулся холодно Турлоф. — И что случилось потом?
— Народ любил Котара. Готан беспрестанно подзуживал горожан. Величайшей моей ошибкой было то, что я оставила в живых проклятого старца, не убила его сразу. Итак, Готан восстал против меня, как и я когда-то против него. Верные ему воины вырезали моих гвардейцев и схватили меня, но не решились отправить на тот свет. Я была богиней для них, и Готан боялся, что народ одумается и вернет мне корону, поэтому той же ночью приказал отвести меня в запретную часть лагуны. Жрецы привезли меня сюда на челне и, нагую и безоружную, оставили на милость божества.