Боги богов
Шрифт:
Сейчас он сильно нагнулся, чтобы не задеть головой просевшую дырявую крышу, кое-как проник и увидел, что царю осталось совсем недолго.
— Хозяин Огня, — сипло выдавил умирающий. — Дай мне твоей еды.
И раздвинул бескровные губы в слабой улыбке.
Какого черта, подумал Марат и сел рядом, прямо на истлевшие шкуры. Запах был кошмарен; жуки-говноеды ползали прямо по голым ногам лежавшего дикаря.
Наместник уперся серыми руками в пол, перевернулся на живот и пополз в сторону, задевая и опрокидывая плошки с остатками еды.
Кормили, впрочем, его хорошо. И знак власти — круглый камень с дырой, которую
— Я помню, — прошамкал Быстроумный. — Пять шагов… Я помню, Хозяин Огня… Не убивай меня. Нельзя… Ближе, чем на пять шагов…
«Девять лет, — сказал себе Марат, глядя на костлявую спину аборигена. — Для него прошло полжизни, для меня — тоже весомый отрезок, вся молодость. Мне было двадцать. Я пришел к ним из ночного мрака, не желая никому зла, не называя себя полубогом, не выказывая превосходства. Пришел, спрятав оружие в дальний карман. Пришел с дарами и просьбой о помощи. Я протянул ему капсулу, и он съел. Мать рода взглядом приказала ему — и он попробовал. Причастился первым из всех обитателей этого сладкого мира.
Помню, дикарь уже тогда был без зубов. Косоглазый неудачник. Третий топор племени пчо. Всего лишь третий топор».
Тем временем наместник дополз до стены, привалился спиной. Поднял полуслепые глаза, со всхлипом втянул в себя воздух и выдохнул:
— Я ждал тебя, Хозяин Огня. Я верил, что ты придешь. Принесешь мне своей еды… И напомнишь матерям родов, что я тут — самый главный! Голова Четырех племен! И за неповиновение мне — шестнадцать ударов кожаной палкой… Я каждый день повторял им, что Хозяин Огня может сжечь любого… Но матери родов смеялись надо мной. И никто не боялся моей кожаной палки. Я говорил: «Хозяин Огня вернется и убьет вас всех». Теперь они увидели, что я был прав… Хозяин Огня вернулся ко мне… Дай мне своей еды, а потом убей их всех…
Маленькая голова дикаря тряслась, больные веки имели багровый цвет.
— За второе неповиновение, — слюняво шептал он, — легкая смерть от ножа… За третье неповиновение — тяжелая смерть от ножа… Я повторял каждый день, у Большого костра, но потом Большой костер умер, а матери родов сказали, что это правильно… Они сказали, что у каждого рода — свой костер, который бережет дочь матери рода… Что некому беречь большой костер Четырех племен… Они сказали, что если мне нужен Большой костер, то я, Голова Четырех племен, должен сам сесть рядом с ним и беречь его… Возьми нож, Хозяин Огня, и предай их тяжелой смерти, всех…
Он причастился первым, повторил себе Марат. И он первым причастил меня. Он пришел ко мне и сделал простое предложение. Я помню, как это было. Облепленная сизой грязью капсула лежала на опушке леса. Они подчинились, вытащили корабль из болота, а потом ушли. А он — остался. Он — дикарь, существо из каменного века, и его формулировка была так же проста, как его жизнь. Он сказал мне, что все его соплеменники будут тащить капсулу, а он — бегать вокруг и кричать, что я, Марат, — непобедим. Зачем я не убил его сразу же? Зачем кивнул и согласился? Жилец надоумил? Да, тогда я слушался Жильца, я верил, что погибну без его советов. Но великий вор был всего лишь беспомощным инвалидом, а я — молодым и здоровым человеком со своей головой на плечах…
— Старик, — позвал он.
— Да, Хозяин Огня.
— Как звала
— Моя мать звала меня Жъюхи. Это значит…
— Я знаю, что это значит, — перебил Марат. — Маленький и слабый.
— Да. Маленький и слабый.
— А почему ты назвал себя Быстроумным?
— Так надо. В чувствилище каждый называет себя так, как сам о себе думает…
Старик стал задыхаться. Положил трясущиеся пальцы на свой дырявый камень.
— Мать думала, что я маленький и слабый, и называла меня Жъюхи. А я знал, что я не маленький и не слабый, а Быстроумный! И если я входил в чувствилище, я называл себя Быстроумным… Так я чувствовал…
Марат кивнул и повторил:
— Жъюхи. Ты помнишь, как я пришел в твое племя?
— Нет, Хозяин Огня. Это было давно. Но я помню, что ты давал мне свою еду и кожаную палку и говорил, что если люди пчо не будут меня слушать, ты убьешь их всех… Я помню, как будто ты сказал это вчера… Иди и убей их всех…
— Ты хочешь, чтобы я убил всех людей твоего рода?
Старик опять погладил камень и кивнул.
— Да, Хозяин Огня. Ты сам так сказал.
Марат привстал и перебрался ближе. Бывший Голова Четырех племен согнул ноги, пытаясь выдержать дистанцию в пять шагов, но ползти было некуда. Паника отразилась на сплошь изрытом морщинами лице аборигена, из носа потекли мутные капли. Марат поднял кулак, пробил дыру в глинобитной стене и посмотрел, нет ли рядом с домом желающих подслушать. Никого не увидел.
— Я тоже был, как ты, — тихо сообщил он старику. — Я тоже был Жъюхи. Маленький и слабый. Между нами было пятьдесят тысяч мегапарсек. Это больше, чем вечность. Тысяча вечностей! Потом мы встретились. И оба изменились… — Марат поймал себя на том, что мешает береговые и равнинные слова. — Я дал тебе, что имел. Ты дал мне, что имел. Мы создали друг друга, Жъюхи. Я стал твоим хозяином, ты — моим рабом. Сейчас я убью тебя. За то, что ты меня создал. Мне нужно было оставаться маленьким и слабым, но ты сказал, что я могу быть хозяином, живым богом, властителем судеб. Я должен был убить тебя еще тогда… Я исправлю ошибку…
Старик смотрел, понимая и не понимая. Марат положил ладонь на его крошечное лицо, с отвращением ощутил слизь и подумал, что впервые за все годы крови, боли, унижений, экзекуций и разнообразных смертей он убивает аборигена с чувством выполняемого долга.
Раб виноват больше, чем хозяин. За эту истину он был готов убить кого угодно. Себя — Хозяина Огня, Владыку Города-На-Берегу. И вместе с собою — всех, кто падал ниц, не пытаясь оказать сопротивления. Всех, кто беспрекословно подставлял плечи под удары кожаной палки. Всех, кто добровольно влезал в сыромятный ошейник. За эту истину он был готов сжечь и взорвать Золотую Планету.
Зажал ноздри и рот своего первого, самого преданного раба. Желтые глаза дикаря выкатились из орбит, пальцы вцепились в запястье Марата, ноги задергались. Он готовился к смерти, а когда она пришла, выяснилось, что старик рассчитывал еще немного пожить, еще, может быть, несколько дней помечать о том, как вернется его хозяин.
Косоглазый царь был не просто раб. В своем роде гений. Первопроходец. Эйнштейн ярма и кнута. Величайший предтеча всех, кто желает сунуть нос в намордник.
— Почему вы не убили меня? — спросил Марат, медленно сдавливая складки кожи на щеках раба. — Почему? Это было так легко!