Боги Египта

Павлищева Наталья Павловна

Верно сказал человек в Кене – здесь много воды и зелени. Сами горы были немыслимой расцветки – от зеленоватых и желтых до темно-красных и даже рыжих.

Эта странная, завораживающая красота помогала понять, что они во владениях загадочного и грозного бога, способного задержать движение ладьи Ра, лишить Гора его глаза и погрузить мир во тьму даже днем. При виде рыжих гор в это верилось…

Но между горами узкие долины либо были заполнены прозрачной голубой водой, либо засажены деревьями и злаками. Незер вспомнила слова о закрытых

владениях Сета: много воды и зелени. Здесь действительно много и деревьев, и кустарников, и полей, и просто травы, о чем остальной Египет давно забыл. Вдоль Нила зеленая узкая полоска, да и то лишь после разлива, а Харгу совсем занесло песком. Вокруг Дандары и Кены тоже песок.

Незер вспомнила сплошные вади по пути сюда. Там ведь тоже когда-то текла вода.

Любопытно наблюдать за жителями. Они вовсе не казались несчастными, на полях и в поселениях, через которые проходила процессия во главе с Юсефом, трудились крепкие, здоровые люди. Когда приходилось останавливаться, их принимали с почестями, словно самых дорогих гостей, столы ломились от яств, а слуги кланялись до земли.

Незер быстро поняла, что это из-за знака, который на ее шею надел Юсеф.

Знаки были у всех, но разные. У нее самый большой, при виде которого все едва не падали ниц.

– Юсеф, что это за знак?

– Мне сказано надеть его тебе. Это высший знак нашей земли, ты можешь приказать что угодно, все исполнят.

– А перенести меня прямо ко дворцу Сета он не может?

Юсеф изумленно воззрился на девушку:

– Мы туда и идем. Но ты еще не готова.

– К чему?!

– Смотри, какие волосы тусклые? Не спеши, через два дня мы придем в Нефер.

– Почему он так назван?

– Потому что действительно прекрасен. Говорят, во дворце такие росписи, что глазам не веришь. Все в золоте и драгоценных камнях.

– А Сет там?

– Не знаю. Тебе придется попроситься к нему на прием и подождать, он не принимает просто так.

– Меня примет! – уверенно заявила Незер. Теперь она не боялась ничего. Если Сетмет способен дать ей такой знак, перед которым падают ниц все даже во владениях Сета, значит, поможет и здесь.

Незнакомец снова явился ей во сне через две ночи и насмешливо осведомился:

– Ты меня ждала?

Голос глух, но это понятно, сон ведь.

Незер честно призналась:

– Да, очень.

Во сне можно было признаваться в том, в чем ни за что не созналась бы днем.

Незнакомец ответом остался доволен. Он снова утолял свою страсть, мало считаясь с ее желаниями, но в данном случае они совпадали, Незер очень хотела, чтобы ею овладевали неистово и даже грубовато. Хотела и получала. К утру снова все болело, а соски распухли от поцелуев.

Перед рассветом он исчез, а Незер вдруг поняла, что давно проснулась. Что это был за сон? Какой-то неправильный, слишком явный и оставляющий следы на теле. Стало не по себе, но она так устала, что

не могла двинуть рукой или ногой, а сесть и вовсе невозможно.

На ее счастье (или несчастье), садиться не пришлось – Незер несли в носилках, словно хрупкий сосуд, даже не раскачивая.

Незер решила в следующий раз (она не сомневалась, что такой будет) сообщить незнакомцу, зачем и куда едет. Должен же он знать, что она родила сына и теперь спешит забрать малыша из храма Сета. Хотела, но ничего не сказала, поскольку говорить было некому – незнакомец не появлялся.

В первый же день Незер обратила внимание на отсутствие детей на улицах. Везде: в Кене, в Дандаре, даже в Городе Мертвых – мальчишки играли, гонялись друг за дружкой, поднимая пыль и визжа, а здесь никого.

– Юсеф, а где дети?

– Какие дети?

– Мальчики, девочки… какие еще бывают дети?

Незер не знала, можно ли спрашивать Юсефа о своем сыне, решив осторожно обойти эту тему.

– Дети учатся. Вон, смотри.

Это была странная процессия. Стайка мальчишек, впрочем, одетых в маленькие схенти из отменного льна, куда-то шла в сопровождении двух взрослых. Незер впилась глазами в мальчишек, словно среди них мог быть ее малыш.

Одинаковые головки с локоном над левым ухом, одинаковые схенти, одинаковые сандалии.

– Что это у них на голове?

– Локон? Это обозначение детства. Когда мальчик повзрослеет, локон сбреют.

– А почему все одинаковые?

– Чтобы никому не было обидно, что у другого схенти лучше.

Незер вспомнила собственное детство в храме, там тоже были одинаковые рубашечки и калазирисы, чтобы никто не обижался. Даже ленты в волосах одинаковые.

– А где их родители?

– Здесь никто из детей родителей не знает. Если женщина рожает ребенка в Доме детей, то его сразу забирают.

– Но кто же их кормит?

– Те, кто родили, и кормят, только каждый раз женщине приносят другого ребенка, чтобы не поняла, какой именно ее.

– Зачем?!

Юсеф пытался объяснить:

– Каждая женщина будет стараться для своего ребенка.

– Правильно, она же мать!

– А другие дети при этом будут страдать. А так все получают одинаковую еду, одежду, одинаковое внимание.

– А совсем маленькие где?

– Я же сказал, что их кормят и за ними ухаживают в Домах детей.

Сердце Незер сжалось, ее малыш вот так же сосал грудь чужой женщины и получал равное с другими внимание?!

– Я видела, как женщину выгнали за то, что она не хотела отдавать своего ребенка…

– Да, крестьяне могут рожать дома и воспитывать детей до трех лет, но потом их обязательно отдают в общие Воспитательные дома, где обучают в за висимости от способностей. Те, кто умней, становятся чиновниками, управляющими, жрецами, писцами, хранителями знаний… Кто менее талантлив и усидчив, будут работать в мастерских, а кто-то и в поле.