Боги Лесного Заволжья. Путешествие по старым русским рубежам
Шрифт:
Глава Шарангской районной администрации Валерий Геннадиевич Криницын – человек, любимый в районе всеми и много сделавший для своего края за свою недлинную, к сожалению, жизнь, пожаловался мне как-то на странную ситуацию. Наша экспедиция подготовила материалы для взятия под государственную охрану древних природно-культовых памятников, районная власть утвердила их. Но на пороге его кабинета появился возмущённый священник местной церкви.
Говорил он горячо, с массой укоров. Как посмел государственный человек подписать этот документ? Разве он не понимает, что рощи эти – пережиток бескультурья местных малых народов? Да рощи эти нужно уничтожать, а не заботиться об их охране! Они – от диавола.
Валерий Геннадиевич относился к людям, которые умели убеждать собеседников. Он напомнил священнику, что государство у нас всё-таки светское. Что традиции русских и марийцев ему дороги одинаково, ведь и те, и другие живут на шарангской земле.
И ещё: причем здесь старые деревья. Зачем их уничтожать. Они прожили длинную и замечательную жизнь, они любимы людьми. Может быть, за то, что от щедрости своей души ответили людям на любовь, на их желание слышать в шуме лесном родные голоса.
Старый марийский лесник в Шарангском районе рассказывал: был он когда-то лесорубом, пилил дерево как обычно, а то пошло прямо на него. Стоило сместиться в сторону – и огромная сосна изменила направление и опять стала падать на того, кто её пилил. Снова он увернулся – и снова какая-то сила пустила дерево вслед за человеком. За секунды лесоруб успел вспомнить всех дедовских лесных богов, помолиться им, посулить, что это самое последнее дерево, которое он валит своими руками. И случилось чудо – дерево, падая, всё-таки пощадило его.
На следующий день человек уволился из леспромхоза, провожаемый полным недоумением тех, с кем работал. Что случилось-то?…
Он устроился в лесхоз – в организацию, которая лес сажает и растит.
Удивительно, рощу пилить нельзя, а продавать, оказывается, можно.
В одной из деревень северо-востока области мы записали потрясающий рассказ о том, как это случилось в начале XX века.
Священную рощу решили продать соседям после того, как кто-то в ней попробовал пострелять из ружья. Продали очень задёшево – за понюшку табаку. То есть буквально – за горсть нюхательного табака.
Старики-карты ударили по рукам и перенесли рощу на новое место.
Нет, деревья остались там, где они росли. Но из рощи было взято нечто, без чего она перестала быть священной, а стала обычной. Это нечто (а я не знаю, что это было такое) укутали берёстой и несли с величайшей осторожностью. Причём условие было – нести прямо. Болото на пути – через болото двигаться, забор – разобрать, кусты – пробиваться через них. Так и шли – несли рощу – несколько часов.
В деревне, где жили покупатели, нам подтвердили: да, наша роща была куплена при наших дедах у соседей. У них там что-то случилось, и мы решили: пусть роща будет лучше у нас, выбрали вот для неё другие деревья. И теперь настоящая священная роща – здесь. А у них её больше нет.
А бояться рощу нечего.
Просто нужно вести себя так, как в гостях. Впрочем, все ли мы умеем себя вести в гостях?
Если честно, меня раздражают иной раз посетители моей рабочей комнаты, которые начинают перебирать на столе бумаги, суют нос на полки шкафов или начинают рассуждать о том, что, по их мнению, здесь неправильно.
В лесу многие церемонятся ещё меньше. Вроде бы как он совсем ничей.
Карт по имени Аркадий Васильевич жил в старом бревенчатом доме на окраине посёлка Шаранга. Конечно же, во время нашего знакомства разговор о роще зашёл не сразу. А когда зашёл, карт отмахивался руками: какая роща? Да, в старину ходили. Но сейчас-то чего? Он работал в колхозе, был в парткоме – другие времена!
Но всё-таки, слово за слово, услышав, что рощу мы хвалим, поддержал этот поворот беседы. И кивнул головой: правильно – надо такие рощи охранять. И потому всё-таки одобрил то, что мы туда сходим. Но и напутствовал: ведите себя тихо, не топчитесь зря, не трогайте котёл, если пришли без жертвы, не переступайте через очаг, не ругайтесь, не ломайте ветки…
Мы собирались фотографировать в роще, определять растения для геоботанического описания.
…Поляна, помост со столбами, поросшими мхом. Кости жертвенных животных возле очага. Деревянные крючья на деревянной перекладине высоко над кострищем. Небольшая поленница принесённых из деревни дров.
В эту рощу мы ходили несколько раз – была она километрах в полутора от околицы среди поля по пологому склону оврага.
Второй визит в рощу был по просьбе карта перенесён на три дня.
Он объяснил: погода стоит очень жаркая, без дождя плохо. И карты были в роще – попросили богов, чтобы в четверг была гроза. До грозы ходить в рощу не надо, а то так и будет сухо.
Надо ли объяснять, с каким нетерпением мы ждали, сбудется – даже не предсказание – заказ.
Вторник и среда были образцово жаркими. А в ночь на четверг я проснулся от ударов грома. Молнии летали над домом, где остановилась наша экспедиция, они ослепляли, и было страшновато. Ливень, который вызвали два карта, хлынул стеной – шумный, дробный. И потом, когда гроза отошла, всё шёл и шёл до самого полудня. А после тучи моментально рассеялись. И выяснилось, что солнце – такое же горячее, как вчера. Но всё под ним ожило, расправились и налились зеленью травы.
И на лице карта вечером я читал спокойное удовлетворение знающего и многоопытного человека, который оказался полезен другим.
А один раз студенты пошли в рощу без меня и вернулись потрясённые и подавленные. Объяснить, что случилось, они решились не сразу.
С нами вместе ездил москвич, студент-биолог университета. Был он человеком вольным, вроде бы и работавшим по общей программе, но в то же время иногда исчезавшим на несколько дней куда-то, чтобы искать что-то своё.
Взяли его в рощу. А он там поязвил: ага, испугались карта – он вам наговорил небылиц, а вы тут и начали – этого не делай, сюда не ходи. В доказательство молодой человек демонстративно переступил через очаг, взял в руки лежавший возле него жертвенный котёл. И торжественно провозгласил: «Видите – ничего не случилось! Снимите меня с котлом! У кого фотоаппарат?»
Его засняли с котлом в руках.
Полем от рощи к деревне – минут двадцать ходу.
Уже возле околицы заметили выходившего навстречу карта:
– Зачем вы трогали котёл? Зачем ходили через очаг? Я же чувствую. Я же вам говорил: не надо. Не знаю, кто из вас это делал, но я не сумею помочь этому человеку… Пусть он будет жив.
Экспедиция кончалась.
– Ну, что, – бодрился москвич, – всё классно! Мне понравилось. Рощи тут отличные. Люди интересные, своеобразные. Впечатлений много.
Мы расстались дней через пять.
– Представляешь, – тревожно сообщили мне вскоре по телефону, – я проявил плёнку. Все кадры отличные. А там, где с котлом, – чёрное!.. Вообще ничего не видно.
О москвиче мы узнали только осенью.
Он благополучно добрался после нашей экспедиции до своей столицы и поехал на практику на Кольский полуостров.
Он шёл по составу из одного вагона в другой, когда вдруг всегда запертая дверь нерабочего тамбура открылась настежь. Тут вагон, по его словам, сильно повело в противоположную сторону… Словом, очнулся он в районной больнице: его нашли, лежавшего без сознания на железнодорожной насыпи.