Боги, пиво и дурак. Том 9
Шрифт:
Наконец, с подведением итогов было покончено. Янус, устало расправив плечи, хрустнул шеей и улыбнулся.
— Ну что, с прошлым мы вроде как разобрались, — сказал он. — Теперь поговорим о будущем.
И тут из-за стола наших противников поднялся израненный и бледный Аполлон.
— Первым условием этого самого будущего должна стать безусловная амнистия для всех участников сражения. Нашим воинам необходима уверенность в том, что ни сейчас, никогда-либо впредь сильнейшая сторона не казнит и не осудит их за события сегодняшнего дня.
Сехмет
— Иначе что? — насмешливо протянула она, звякнув браслетами на окровавленных руках. — Ты заиграешь нас до смерти на своей арфе?
Кронос хмуро зыркнул на богиню.
— А ты предлагаешь покровителя искусств на плаху отправить? За то, что подчинился отцу, верховному богу и главе Совета, которому все вы собственными руками дали неограниченную власть? Или, может, Нике крылья отрубим? Хотя нет, — усмехнулся он. — лучше Гебу казним. За то, что Зевсу вино подносила.
Сехмет резко, по-кошачьи повернулась к титану.
— Не юродствуй! — прошипела она. — Поднести кубок — это одно. А вот убить Кали — совсем другое! И я не готова спускать врагам смерть своих соратников!
— Хочешь казнить всех побежденных храбрецов, и помиловать виночерпиев с банщиками? — скрипнул зубами Аполлон. — Это что-то новое. Обычно достойный враг всегда заслуживал уважения победителей.
— Так и есть, — томным грудным голосом проурчала Сехмет. — Ключевое слово — достойный.
— И кто это будет решать? — следом за Аполлоном поднялся еще один воин армии Зевса, по внешнему виду — из числа детей Одина, волосатый и широкоплечий викинг с косами в бороде. — Не ты ли?
— У меня есть предложение, — поднял руку Альба, чтобы привлечь внимание богов.
Но тут в беседу вмешался Нергал. С лучезарной улыбкой он откинулся на спинку стула:
— Да, у меня — тоже. Думаю, ни у кого нет сомнений в моей непредвзятости?..
— Чтобы ночной убийца бессмертных резал? Ты это хочешь сказать? — брезгливо сморщился викинг. — Дрянное предложение, полумертвый.
— По-твоему, у нас потерь недостаточно? — мрачно спросил Аполлон, кивнув в сторону разложенных рядами мертвых тел. — Тебе больше надо?
Нергал вальяжно закинул ногу на ногу, принимая живописную позу.
— Вообще-то для принятия решения ваше мнение нам знать не обязательно, — сказал он. — Но спасибо, что вы его нам сообщили.
— Тогда я озвучу свое, — неожиданно подал голос Оракул, опустив глаза. — Я категорически против твоего предложения.
Я удивленно развернулся к нему.
Вот уж от кого не ожидал!..
Нергал хмыкнул. Смерил взглядом Оракула.
— Что, ты тоже считаешь, что я мордой лица не вышел, чтобы бессмертных судить?
— Нет. Просто это твое предложение — настоящий ящик Пандоры, который нельзя открывать. И если бы ты не был так сильно увлечен эмоциональным желанием вмешаться в нынешний
Тут за нашими спинами зашевелился Сотот. Его многочисленные глаза перестали хаотично дергаться и вполне осмысленно уставились в одном направлении — по крайней мере, те, что я мог видеть.
— Решение принято, — заявил великий зодчий. — Зевсу — тысячелетие в Тартаре. Остальным — амнистия. Переходим к следующему вопросу…
У меня рефлекторно руки сжались в кулаки.
Как так? Что значит «переходим к следующему вопросу»? Эребу что, снова сказочно повезло и он неуязвимым остался?! Да у него моя Демка в руках, лупоглазая ты сволочь!
Ударив кулаком по столу, я встал.
— Возражаю!
Я собирался сказать это спокойно, но мой голос взорвался, как подтаявший лед на реке после долгой зимы.
Теперь все смотрели на меня.
— Возражаю, — уже тише повторил я. — Потому что амнистия сделает невиновным моего врага Эреба, похитившего богиню Деметру. Я — против!
Сотот пошевелил глазными яблоками.
— И какое это имеет значение? — пророкотал он с таким искренним недоумением, что мне захотелось заехать ему с ноги в какую-нибудь лупоглазую окружность.
— Хочешь сказать, мое мнение ничего не стоит? — спросил я.
— Именно так, человечек, — невозмутимо отозвался Сотот.
Ах ты неблагодарная сволочь!
— А то, что я сделал для тебя и для твоего брата — не учитывается? — с трудом сдерживая ярость, поинтересовался я. — Ведь если бы не моя отчаянная дурость, то ни тебя, ни его здесь бы сейчас не было!
— Трава — растет, а ветер — веет, — отозвался великий зодчий. — Ты тоже сделал то, что должен был. Какое это имеет значение? — повторил он свой вопрос. — Сядь, мальчик. Сейчас говорят боги.
Но я не отступал.
— А жизнь Деметры? — схватился я за последний довод. — Она имеет значение? Или тоже — трава, о которой и говорить нечего?
И тут поднялся Янус.
— Может, ты и не считаешь себя обязанным, — сказал он Сототу, перебив меня. — Но я — считаю! И если бы здесь была моя жена с детьми, она бы встала сейчас рядом со мной. Этот парень заслуживает право голоса не меньше любого из богов.
От его слов у меня в горле сжался тугой комок, мешающий дышать.
И все-таки я не один со своей бедой.