Боги вне подозрений

Шумская Елизавета

Все это Халльдуор говорил, будто и не нуждаясь в ответах, да и не давая возможности что-то сказать. Лишь иногда глядел на боцмана. Например, когда ожидал, что тот дотронется до очередной карты. Тот быстро приспособился, лишь тер пальцы, будто прикосновение к волшебным картинкам заставляло кожу зудеть.

– «Сокровище». – Рошел показал пиратам карту с открытым сундуком, призывно поблескивающим золотом и драгоценными камнями. – Иногда буквальная, иногда символическая карта. В моей практике был случай, когда она выпала парню перед встречей с будущей женой. Но чаще это что-то реальное. О, «Демон». Демон, связанный с сокровищем. «Край пропасти» означает большую

опасность. Вахны меня поберите. «Предатель». Это часто означает чей-то злой замысел, скрываемый до поры до времени. Что-то у вас много подобных карт. Так, «Предатель». Ха-ха, у моего друга он постоянно указывает на тещу. О, наши коллеги, кто бы мог подумать?! Неужто Нарра постаралась? А это что? «Битва», кто бы сомневался. Не вижу результата. Дальше почему-то идет как раз корабль с загубленными душами, про который я сегодня уже рассказывал. Что же за сила вмешается? Как все странно. А вот эта карта указывает на одну из «ваших» карт. «Капитан». Но вряд ли это ваш капитан. Возьмите-ка, милейший, дополнительную карту из колоды…

Так продолжалось довольно долго. Интерес пиратов не ослабевал, а слова так и лились из Рошела. Альзорел все это время олицетворением идеального адъютанта молча, с непроницаемой миной стоял за его спиной. Представление закончилось, лишь когда солнце уже начало клониться к закату, а корабль вплыл в какую-то особо опасную из-за рифов воду, и команде нашлось куда более серьезное занятие.

Халльдуор с Альзорелом рифов не боялись, вернее, совершенно не хотели лезть не в свое дело, поэтому они, прислонившись спиной к перилам палубы, отвернулись от коварного моря, заодно исключив всякую возможность подслушивания, и тихо переговаривались:

– Значит, у них действительно какой-то массовый сбор. Никто не удивился, когда я про это сказал. И про «сокровище» им тоже явно что-то известно. На лицах было написано понимание. А заметил, как они отреагировали на «Демона»?

– Слишком серьезно, если бы никаких слухов не ходило. Думаете, наше Зеркало как-то связано с этой силой?

– Кто бы знал. Я же там большую часть контролировал, чтобы побольше узнать.

– И Нарру тоже?

– Нет, Нарра сама вырвалась. И делала это очень настойчиво.

– Значит, наши коллеги пожалуют?

– А ты сомневался? Но вернемся к нашим друзьям. Они явно ожидают какой-то заварушки, и не факт, что связанной именно с нами. Нас они, по-моему, даже не боятся особо, и сомневаюсь, что они склонны заблуждаться. Значит, у них есть что-то, чем нам ответить.

– Это плохо.

– Увы. Я попытался их прощупать на предмет этой силы, но не на колдовство, не на морское чудище, не на гнев богов, не на уловки они не отозвались. Только на демона. Что же там с этим демоном? А вот предательства, или, скорее, того, что их облапошат, они явно опасаются. Ты заметил еще что-нибудь, у тебя же было больше возможности смотреть на лица?

– Вертеть головой мне тоже было трудновато, но вы правы, большинство лиц я видел.

– И?

– Тайный ход. На лицах двух человек отразилось озарение. Они поняли, о чем речь.

– Это хорошо. Если что, можно будет и самим этим ходом воспользоваться. Если найдем. Ты, надеюсь, запомнил тех двоих?

– Конечно.

– Хорошо. Еще что-нибудь?

– Возможно, мелочь, но все же. На слове «шут» они заухмылялись. Кто-то у них есть для этой роли.

– Причем не факт, что именно шут, а не какое-нибудь унижаемое или просто глупое создание. Посмотрим. Вряд ли это важно.

– Согласен. Мне также показалось, что они с некоторым трепетом относятся к своему главному, я

имею в виду не капитана корабля.

– Тебе тоже показалось? Хотя если у него в руках какое-то слишком мощное оружие, оно и понятно.

– Или если они верят в это.

– Точно. О, смотри, к нам идет Олестер. Неужели надоело в одиночестве разглядывать море? – И уже другим голосом: – Олестер, ты так любишь море? Несколько часов на него смотрел.

– Да.

– И за что?

Халльдуор и Альзорел ожидали какого-нибудь лаконичного ответа, после которого продолжать разговор хочется лишь самым болтливым или нечувствительным людям.

– Море – это огромная, нашему сознанию даже трудно представить насколько огромная, пучина смерти. Беспощадная и равнодушная. Ей все равно, кто жил хорошо, кто служил верно, а кто попрал все мыслимые и немыслимые законы. Тот корабль, про который рассказывают… с преступившими черту. Не знаю, существует ли он на самом деле, но даже если так, это лишь маленькое исключение, призванное слегка замаскировать ужасающую действительность, а именно – морю все равно кого отправить на дно. Все эти рассказы про его божеств и любовь – лишь жалкие попытки самоубеждения для слабых духом. И в этом оно мне нравится. Когда я смотрю на море, мне кажется, что все остальное отступает – разговоры за спиной, и необходимость каждый день делать сотни мелких бессмысленных дел, и вечная вина и отчаяние, и прочие страсти, и остается лишь то, что действительно важно – ты сам и бездна мира перед тобой.

Оба протектора подавленно молчали. Но по разным причинам. Потом Альзорел поправил очки и невинно поинтересовался:

– Может, тогда тебе стоит переквалифицироваться в моряки?

– Боюсь, тогда и эти ощущения затрутся ежедневной суетой.

Олестер поклонился и вновь отошел.

Алые глаза Халльдуора нехорошо и одновременно задумчиво сузились.

Глава 12

– Майрэл, ты с таким восторгом смотришь на море, будто это миска с молоком. – На другом корабле протекторы Нарры, а именно Шаи с Гархаэтом, подойдя к барсу, дружно засмеялись.

Оборотень ничуть не оскорбился.

– Шерши, это ты разболтал этим прохвостам про мои слабости? – повернулся он к стоящему рядом духовнику.

– Если бы я разболтал, то они знали бы и про лепешки.

– Ааа!!! – радостно завопили «прохвосты», а напарники просто засмеялись.

– А правда, Майрэл, а за что ты любишь море? – Шерши смотрел на барса поверх веера. Карие глаза казались на редкость серьезными.

Перевертыш вновь повернулся к морю и покачал головой.

– Признаться, – произнес он через некоторое время, – это из той же песни, что и моя любовь к молоку и лепешкам. Из детства. Почему я люблю молоко и лепешки? Меня кормила ими нянюшка. У нее дочка работала на нашей кухне, и нянюшка часто там бывала, а за ней и я увязывался. После аристократической еды, которой меня пичкали, после торжественно-парадных или просто роскошных покоев кухня и обычные лепешки казались мне чем-то волшебным. А море… земли моей семьи расположены в глуби Среднего острова, и первый раз меня к морю вывезли, когда я уже что-то соображал. Я до сих пор помню свой восторг, когда быстроходная шхуна отца помчалась по волнам, подскакивая на них и разрезая носом. Мне тогда казалось, что я тоже могу так. Прыгать на своих четырех лапах по волнам, отталкиваясь от самых гребней, и мчаться наперегонки со шхуной и ветром. Рычать и заливисто смеяться, отфыркиваясь от брызг. Я понимаю, это так наивно звучит. Но я тогда был совсем котенком.