Богини советского кино
Шрифт:
Учеба в Школе-студии давалась ей легко, и она довольно скоро стала любимой ученицей замечательного педагога Бориса Ильича Вершилова. Среди ее дипломных работ были героини Достоевского, Островского, Горького, Уайльда.
Среди студентов Доронина считалась одной из самых красивых студенток, хотя характер у нее уже тогда был сложный. Однажды ее даже обвинили в «примадонстве» и вынесли вопрос о ее поведении на комсомольское собрание. Среди радикальных средств кто-то предложил лишить Доронину стипендии и дать выговор по комсомольской линии. В итоге остановились на последнем.
Учитывая собственное признание актрисы относительно ее чрезмерной влюбчивости, вполне можно было предугадать, что годы учебы в студии не пройдут даром для ее личной жизни. Так оно и произошло.
В стенах этого заведения она познакомилась с молодым студентом (он был
Раз уж речь у нас зашла о кино, то стоит отметить, что кинематографисты обращали внимание на Доронину все годы ее обучения в Школе-студии. Первым из них был довольно маститый кинорежиссер, о встрече с которым у нашей героини остались не самые лестные впечатления. Послушаем ее рассказ об этом:
«Как-то меня вызвал на кинопробу знаменитый режиссер, успешно работающий и ныне, один из самых успешно работающих… Его помощница смотрела дипломные спектакли в Школе-студии МХАТ, и я ей очень понравилась. Она меня очень хвалила и сказала, что будет рекомендовать этому режиссеру. Я пришла к нему на «Мосфильм» – мне было двадцать с небольшим. Режиссер посмотрел на меня таким взглядом, который я определяю как тухлый, набросился на помощницу и заорал: «Вы приводите ко мне каких-то девиц без талии!» Я была поражена. Так же поразилась и помощница. Потому что талия у меня была. Я его спросила, на какой предмет он меня вызвал? Если для постели, то он не по адресу обратился. На этом наш разговор окончился. Он мне не стал объяснять, конечно, для постели он меня вызвал или для роли. Короче, меня просто выставили из кабинета. Точнее, я ушла сама. Так начинались мои взаимоотношения с кинематографом».
Завершение учебы поставило молодую семью перед сложной дилеммой: по распределению Доронина должна была остаться в Москве и работать в одном из столичных театров, а Басилашвили предстояло отправиться в Сталинград (Волгоград), в труппу местного драмтеатра. Однако Татьяна проявила завидную для начинающей актрисы принципиальность и отправилась в провинцию вместе с мужем. Но прежде у нее состоялся неприятный разговор с мамой Олега, которая обвинила невестку в том, что именно она повинна в «плохом распределении сына». Вот как об этом вспоминает сама Татьяна Доронина:
«Она была хорошим человеком, умным и сдержанным, но она была «мама»! Я ее понимала. Сказать ей, как попадают во МХАТ, – нельзя, да она и не поверит: слишком интеллигентна, то есть истинно порядочна. Я молчала. После долгой паузы Олег сказал: «Во МХАТ должны были брать Таню, это все знают». Я взяла зонт и вышла на улицу.
Дождь был холодный, нудный и косой от ветра. Я сначала закрывалась зонтом, потом его сложила и шла сквозь эту холодную воду, не закрывая лица: все равно под дождем слез не видно… Дошла от Чистых прудов до Ленинградского вокзала и остановилась на перроне. Проходили электрички, я смотрела на блестящие рельсы, платье противно прилипло к телу, волосы все время падали на глаза. Подошел милиционер и сказал: «Девушка, вы что-то долго стоите. Вы лучше на вокзале подождите». Я села на холодную лавку…»
В городе на Волге молодую семейную пару поселили в общежитии театра, причем выделили им не самую лучшую площадь – какой-то закуток, в котором было трудно развернуться. А вскоре Басилашвили уехал на съемки фильма «Невеста» по А. Чехову, и Татьяна вовсе стала умирать от тоски. Видя, что творится с ней, ее взяла к себе на постой актриса Людмила Кузнецова.
В начале лета того же 56-го Доронина отправилась в один из старинных русских городов, где ее супруг снимался в фильме «Невеста» по А. Чехову. Ничего хорошего эта поездка ей не принесла. Войдя в номер гостиницы, где жил Олег, Татьяна обнаружила там еще двух человек: мужчину и женщину. Они уже изрядно «приняли на грудь» и вели себя слишком фривольно, причем женщина попутно заигрывала не только со своим кавалером, но и с Басилашвили. В душе у Дорониной зашевелился червь сомнений. А утром она случайно услышала разговор ассистентки режиссера с реквизиторшей о том, что та женщина «живет сразу с тремя одновременно». На следующее утро, ничего не выясняя, Доронина собрала свои вещи и, когда муж отбыл на съемки, уехала на станцию. Поезд на Москву должен был отправляться только через три часа. Незадолго до его прибытия на станцию примчался Басилашвили: пытался уговорить жену остаться, но она его даже не слушала.
Из Москвы Татьяна вскоре уехала в Волгоград (Олег продолжал сниматься и должен был приехать позже). На дворе был самый конец августа. В Волгограде Доронина и обнаружила, что беременна. Но как рожать, если в душе зародились сомнения? Да и карьеру тогда пришлось бы надолго забросить. О ее беременности в театре знали только двое: ее соседка по комнате Л. Кузнецова и актер А. Карпов, который и отвел ее в больницу. Далее послушаем ее собственный рассказ:
«Я смотрела в потолок, в его белизну, слышала, как переговариваются соседки по палате. Одна шепотом спросила у другой: «А у девочки, что молчит, первый раз, что ли?» Вошла сестра, громко спросила: «Кто самая смелая?» – «Я».
Когда все было кончено, женщина-хирург сказала: «Жалко, двое у тебя были. Девочка и мальчик». Моя мама, в свое время тоже невольно потерявшая своих первенцев, повторилась во мне… Словно природа, жалея и сострадая, пыталась возродить через меня тех двух крошек, ночью окрещенных сельским попиком и захороненных в Булатовской земле. Я предала их – еще раз похоронила. Я совершила первый страшный грех, который не прощается…»
Все дни, пока Доронина находилась в больнице, режиссер театра Покровский наивно полагал, что она находится где-то на съемках. Поэтому, когда в новом спектакле «Весна» шло распределение ролей, режиссер даже не брал ее в расчет. Однако Кузнецова настояла на том, чтобы подругу сделали ее сменщицей в роли медсестры. Покровский поворчал для приличия, но просьбу молодой актрисы удовлетворил. Таким образом, когда Доронина выписалась из больницы, сидеть сложа руки ей не пришлось – ее тут же выпустили на сцену. Правда, по-настоящему развернуться в этой роли так и не удалось – вскоре ей пришло извещение из Москвы показаться в МХАТе. Актриса немедленно отправилась по вызову, но эта поездка завершилась неудачей. Дело в том, что руководство прославленного театра готово было взять в свою труппу Доронину, но Басилашвили – нет. Однако без своего законного супруга актриса переезжать в Москву отказалась. На этом переговоры и закончились. Доронина вернулась в Волгоград, но пробыла там недолго – неожиданно нашелся театр, который готов был взять ее с мужем в свой состав. Этим театром оказался Ленинградский Ленком. На дворе стоял конец 1956 года.
Жить молодых определили в общежитие, которое находилось рядом с местом работы. В их комнате, расположенной прямо над гаражом, стояли фанерный узкий шкаф, стол, тумбочка и два стула. Столяр театра дядя Гриша по просьбе новоселов соорудил им книжные полки. Чуть позже они приобрели тахту – на деньги, которые прислала из Москвы бабушка Татьяны.
Дебютом Дорониной на новой сцене была роль Жени Шульженко в спектакле «Фабричная девчонка» по пьесе А. Володина. Спектакль имел большой успех у публики и впервые открыл ленинградскому зрителю имя Татьяны Дорониной. Именно после этой премьеры на нее обратил внимание режиссер БДТ Георгий Товстоногов. В один из дней он пригласил актрису к себе, чтобы сделать ей предложение о переходе в свой театр.
Как вспоминал позднее сам великий режиссер, к нему в кабинет явилась молодая девушка с удивительно красивым лицом и в простенькой одежде (на Дорониной тогда было обычное платье, стоптанные туфли и белые носочки). Когда режиссер сделал ей предложение перейти в его театр, она вдруг побледнела и своим удивительным голосом произнесла: «Я перейду к вам только в том случае, если вместе со мной вы возьмете и моего мужа». Товстоногов был настолько поражен этой сценой (когда девушка просит за своего мужа), что даже не стал спорить с нею и согласился взять обоих. Но он был поражен еще больше, когда девушка вдруг закончила свою мысль до конца: «Я перейду к вам только тогда, когда вы не только возьмете моего мужа, но и дадите ему роль в первом же спектакле». На несколько секунд в кабинете повисла напряженная тишина, после чего Товстоногов внезапно рассмеялся и сдался окончательно.