Богиня мести
Шрифт:
— Ну-у… — Харри стащил с себя свитер. Под ним оказалась темно-серая футболка, которая некогда, по-видимому, была черной, с почти стершейся надписью «Violent Femmes». [2] Харри со стоном опустился в кресло. — Не поступило ни одного заявления о том, что кто-то видел его вблизи банка перед ограблением. Парень, вышедший из «Севен-элевен» на противоположной стороне Бугстадвейен, видел, как налетчик побежал в направлении Индустри-гате. Он обратил на него внимание из-за шапочки. Камера наружного наблюдения банка зафиксировала их в тот момент, когда грабитель поравнялся
2
Название американской рок-группы с учетом сленга можно перевести как «Отчаянные слюнтяи».
— Парень, который никак не может решить, по какой стороне улицы ему идти. Что ж тут такого интересного? — Халворсен вставил двойной фильтр в стационарный. — Со всеми «е» и без всякого «т» между «с» и «н».
— Да ведь ты же ничего не смыслишь в ограблениях банков, Халворсен.
— А зачем мне? Наше дело — ловить убийц, а грабежами пусть занимаются хедмаркенцы.
— Хедмаркенцы?
— Ты разве не заметил, что в отделе грабежей все на «йе» и «итте» [3] и в вязаных кофтах с характерным узором? Так в чем фишка-то?
3
Характерные окончания имен жителей фюльке Хедмарк — «je» и «itte».
— Фишка в Викторе.
— В кинологе с собакой?
— Как правило, они первые, кто прибывает на место преступления, и опытные грабители знают это. Хороший пес может даже в городе взять след движущегося пешком налетчика. Но если он пересечет улицу, по которой ходит транспорт, собака след теряет.
— И что из этого? — Халворсен утрамбовал кофе специальной трамбовкой и в конце процедуры выровнял его поверхность. Он утверждал, что данная операция позволяет отличить истинных профессионалов варки кофе от жалких любителей.
— Это укрепляет подозрение, что мы имеем дело с матерым преступником. Таким образом, мы могли бы значительно сузить круг подозреваемых. Шеф Отдела грабежей и разбойных нападений рассказывал мне…
— Иварссон? Вот уж никогда бы не подумал, что ты не прочь с ним поболтать!
— Мы и не болтали. Он говорил, обращаясь ко всей следственной группе, в состав которой вхожу и я. Так вот, он сказал, что профессиональных грабителей в Осло меньше сотни. Пятьдесят из них — полные тупицы, наркоманы или же умственно отсталые — попадаются практически каждый раз, как совершают преступление. Половина из них и сейчас сидит, так что их мы смело можем вычеркнуть. Сорок человек — хорошие исполнители, которым удается уйти, если кто-то поможет им спланировать ограбление. Остается десяток профессионалов, тех, что грабят инкассаторов и банки. Чтобы взять их, требуется определенная удача. Мы и пытаемся отследить, где и когда находится каждый из них. Сегодня нам предстоит проверить их алиби. — Харри бросил взгляд на «Сильвию», пыхтевшую на архивном ящике. — А еще я в субботу беседовал с Вебером из криминалистической лаборатории.
— Мне казалось, Вебер в этом месяце выходит на пенсию.
— Кто-то ошибся в подсчетах, и его отправят только летом.
Халворсен рассмеялся:
— По этому поводу он, наверное, брюзжал еще больше, чем обычно, а?
— Ну да, только не совсем по этому поводу, — согласился Харри. — Просто ни он, ни его люди ни хрена там не нашли.
— Совсем ничего?
— Никаких отпечатков пальцев. Ни единого волоска. Нет даже мельчайших волокон ткани или ниток от одежды. А найденные следы обуви, разумеется, свидетельствуют, что башмаки у преступника были новехонькие.
— То есть они не могут даже сравнить особенности износа с прочей обувью подозреваемых?
— То-очно. — Харри сделал упор на «о», едва не пропев его.
— А что с орудием ограбления? — поинтересовался Халворсен, осторожно передвигая чашку с кофе со своего стола на стол Харри. Подняв глаза, он обнаружил, что левая бровь Харри приподнялась настолько, что едва не касается светлого ежика волос. — Прости. С орудием убийства.
— Ничего. Оно не найдено.
Халворсен присел на свою часть стола и осторожно отпил глоток кофе.
— Короче говоря, среди бела дня человек вошел в банк, где полно народу, взял два миллиона крон, убил женщину, преспокойно вышел оттуда и удалился по не такой уж многолюдной улице с оживленным движением. И случилось это в самом центре норвежской столицы в нескольких сотнях метров от полицейского участка. А у нас, профессионалов, состоящих на службе в королевской полиции и получающих за это деньги, ничего на него нет?
Харри медленно кивнул:
— Почти ничего. У нас есть видеозапись.
— Которую ты, насколько я тебя знаю, сейчас тщательнейшим образом изучаешь, секунда за секундой.
— Ну да. Даже десятые доли секунды.
— А показания свидетелей небось можешь цитировать наизусть?
— Только Августа Шульца. Он рассказал много интересного о войне. Выдал мне целый список имен своих конкурентов по торговле готовым платьем из числа так называемых добропорядочных норвежцев, которые во время войны участвовали в дележе конфискованного у его семьи имущества. Он даже точно знает, кто из них чем сейчас занимается. А вот что ограбление произошло, он не в курсе.
Остатки кофе они допивали молча. В оконное стекло стучали капельки дождя.
— А ведь тебе нравится такая жизнь, сознайся, — внезапно сказал Халворсен. — Проводить выходные в полном одиночестве, пытаясь ловить призраков.
Харри усмехнулся, однако оставил его слова без ответа.
— А я-то надеялся, что теперь, когда у тебя появились некоторые семейные обязанности, ты наконец забудешь свои чудачества.
Харри предостерегающе взглянул на молодого коллегу:
— Не думаю, что придерживаюсь того же мнения. Ты же знаешь, мы еще даже не живем вместе.
— Да, но у Ракели есть сынишка, а это многое меняет, не так ли?
— Ну да. Олег. — Харри откатился на кресле к архивному ящику. — В пятницу они улетели в Москву.
— Да ну?!
— Судебный иск. Отец мальчика хочет получить родительские права.
— Резонно. А что он за птица?
— Ну-у… — Харри поправил висевшую чуть криво фотографию над кофеваркой. — Он какой-то профессор. Ракель познакомилась с ним и вышла замуж, когда работала там, в России. Родом он из старой, жутко богатой семьи. По словам Ракели, родственники имеют немалый политический вес.