Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Хочу остаться считанным листочком. Снежинкой малой в диком декабре. Короткой не рифмующейся строчкой, Несмелым, самым маленьким шажочком. Нечаянно поставленною точкой. Забытой в парке на скамейке ночью
Косынкой. Не в себе, но вне…
Меняла
за литр крови покупая слово,за кубометр воздуха – строку,как глупый пионер – всегда готовак употребленью в собственном соку.за рваные клочки обносков кожи -глоток воды, настоянной на тех,кто без стихов ни жрать , ни спать не может,и загоняет в столбик плачь и смех,а легкий ветер твоего дыхания,которое дороже жизни мне,я обменяю на несостраданиек
себе и сострадание к извне.
Сегодня
открою дверь и ждунежданных ли гостей,случайности прохожих,вот так вот и живупромежду лопастейу ветряных прихожих,закрыта для себя,открыта для чужих,с родными незнакомка,запретами любя,выдавливаю в жмыхсвой взгляд, а слух затоптан,не выставить в музей,не сплавить в магазин,просрочены картиннои воды для друзей,и дни все , как один,короткий выстрел в спину.в истертостях дверныхизбитый пал порог,навязчивость сраженийкогда-то молодыхподков на счастье, впрок,победой завершается ступеней.
легионы тьмы из тьмы
нас легионы, тьмы, и тьмы из тьмы,из ниоткуда в никуда идущих,и кто там трёт про ангельские кущи,кому мы, нахер, в кущах тех нужны.не атеизм руководит, отнюдь,предвыборной компанией рождения,у смерти жизнь сидит на иждивении,в обменниках, меняя курс валют,разделывает души под орехплут -преобразователь парадоксов,одной ноздрёй дорожку тянет кокса,другой – соплёй высмаркивает грех.
Перегоны
открываю себя, как консервную банку,режу руки, ломаю метал,ем томатную кильку со сладкой баранкой,из рогатки палю по мечтам,во дворе есть ручей, чёрных досок до чёрта,в оцинковке ведра – искривление зеркал -улыбается мимо обречённых с почетомпо нечётным и чётным оскал,обыгралось до дыр, до сквозных перегонов,скрежет стёрся прозрачностью дней,и газетный киоск на распутье перроновне меняет бумажных коней,отсобачились дни, одиноко похмелье,под засохшим куском недоступен стакан,говорила мне мама : "не пей это зелье,не пускай посторонних без вопроса "кто там".а сама-то, сама, как алкашка, запоем,от рожденья пила и пила,за вино дорогое принимая помоипод названием "жизнь прожила",не смотрела в глазок, до звонка выбивалав стенах вмятины ручкой дверной,говорила, что ждать – это пошло и мало,если рак на горе, кто тогда за горой.ничему ты меня так и не научила,я, как дура, учусь на ошибках своих,если рак на горе – я беру с собой пивои креветок беру… на двоих.
Дождь
мой дом промок, весенний дождьдля этих мест не просто ранний,зима ревёт, дошла до грани,у снега массовый падёж,а все орут "весна, урра",и, вытирая сопли, дышат,летят шипами из покрышекпод номерами в нумераиз недр хлопушек конфетти,разносторонне разноцветны,пока приметы неприметны,хрустит морозом предрассветныйсон самый сладкий воплоти.переиначивает всё,на свой манер латает дыры,кому мечты, кому строптивыйв своих намереньях осёл,качает детства колыбельв телах поношенных ребёнков,и курьей лапой бьёт избёнкав борделях смятую постель,
Давно ли поутру
давно ли поутру,потягиваясь сладко,притворно, через сонпросмоленных ресниц,рассматривала хну,засохшую на пятках,рассевшихся рядком,не выспавшихся птиц.и жмурясь от того,что солнцем называли,пыталась убедитьбудильник и себяни в робости шаговтеней в полуподвале,ни в наглости обидутопленных котят,не ставила в укорзиме мороз, а летупрощала и жару,и тусклый мелкий дождь,и лысый косогорне топора вендетта,и все равно багру,кого ты им найдешь.не можешь изменить,попробуй измениться,не портить головойворот дубовых, стен,и если ни забытьвозможно, то забыться,а признак половой -на признаки проблем.
Пока никто не нужен
покойна жизнь, пока никто не нужен,всё отмечталось, комом улеглось,пруд карпами зеркальными загружен,стоит на месте неземная ось,расклёваны пророщенные зёрна,дёрн выложен к квадратику квадрат,какая тварь в зобу дыханье спёрлаи требует за выдохи откат,полнеба раскулачено, пол – в ссылке,растаскан на запчасти звёзд отпад,лениво задней лапой трёт в затылке,чужой походкой метит бог лопатне мытые бомжующие спиныдетдомовских просроченных дворов,все сказки прочитав до половины,сны заменив ловушками для снов,играют в игры взрослые, а дети,любя процесс, рожают стариков,горчичник солнца жжётся, но не светит,до слёз рассвет, закат – до синяков.расчёсаны поля криволинейно,на каждой плахе – птичка, леденцовполным полно в загашнике литейном,эн-зэ цветных металлов огурцовбликует, вымораживая слёзы,упавшей ночью проповеди рос,привычно загоняет паровозыв тупик простой незаданный вопрос
Между было и прошло
ты себя нашел не на помойке,я себя ищу полсотни лет,ты на вкус то приторный, то горький,а на звук – расстроенный кларнет,у тебя глаза хамелеоны,у меня – с корицей изумруд,ты на берегу воды соленой,тиной мой затягивает пруд.ты себя (шутя) считаешь богом,для меня в психушке есть кровать,для тебя – фальшивая подмога,мне на все давным-давно плевать,я живу , точнее, существую,где-то между было и прошло,в голову вместив свою больнуюбожество твое как барахло.
Не по инстинктам
скоропостижно кончилась любовь,без судорог, без обмороков, вздохов,ни хорошо мне без неё, ни плохо,зерно от плевел, шишки ото лбовперебрала да отряхнула руки,спалила на задворках, как грешок,браслет переменив на ремешокдешёвый, не от жадности, от скуки.когда хочу узнать который час,цепляет глаз поношенное время,а ремешок безвремньем проверен,и нет у время времени для нас.ну, что часы? обычный циферблат,однообразно суетятся стрелкиодним концом, другой, как у сиделки,приклеен намертво крупообразный зад.под колпаком сотрутся письмена,арабские и римские цифиры,и шестерёнки, упокоясь с миром,оставят без вращенья времена.и вот тогда мы выучимся житьне как учили и не по инстинктам,и не кусочничать любовь по половинкам,"я" – целое, прошу его любитьи жаловать, не жалуясь на то,что, мол, не так свистит, не так летает,летают одинаково лишь в стае,и не летает вовсе кое кто.
Обычный день
обычный день, не грустный и не злой,задумчивый, неприбранный и серый,обнюхивал дома, скамейки в скверах,лениво наблюдал за мелюзгой,он ни во что не верил и не ждални чуда, ни трамвай на остановке,он просто был, как в липкой газировкеиспуганный пучок осиных жал.последний снег дожевывал апрель,неаппетитно выглядело нечтоиз недозрелых черри-человечков,покрывшее дороги вермишель,и эта масса вымучила всё:прюнель насквозь сидений и ботинок,и даже, что особенно противно,росинок нонпарель души босой.
