Богиня за стеклом
Шрифт:
– К чему такая спешка? – проворчал Поззл. – Еще одна катастрофа?
– Вот он.
Едва переводя дух, Младший Служка выскочил из экипажа и торопливо зашагал к надвратным укреплениям. Как только он появился, выражение подчеркнутой таинственности, не сходившее с его лица, привлекло к нему всеобщее внимание – окружающие продолжали глазеть на них и когда он заботливо отвел поджидавшую его пару в уголок для приватной беседы.
– Ужасная катастрофа постигла нас, – застонал он. – Дама Либис, поддавшись возбуждению, отыскала не весь пассаж. У меня было предчувствие. Я отправился в Архивы… и нашел остальное, прямо рядом с тем местом, где она перестала читать, обнаружив первую страницу. Вот. Прочтите.
Смоллинг выхватил документ у него из рук. Он держал его
(Здесь опубликованный отрывок заканчивался и начиналось приложение Служки.)
Лишь только кость срастется с костью снова,Отступит смерть, вернутся мощь и разум,И берегись тогда Пастура-великана,Ведь он, затеяв что, свое всегда возьмет.Ознакомившись с содержанием обоих документов заново, Старейшины недоуменно воззрились на Служку. Целая толпа с любопытством следила за каждым их движением.
– А где Либис? – тихим ровным голосом спросил Поззл: ужас, еще только зарождаясь, не успел полностью овладеть его сознанием. – Надо ей показать…
– Слушайте! – воскликнул Смоллинг. Наблюдавшие за ними Старейшины подошли тем временем так близко, что невольному приказу подчинились все, вытянув шеи и навострив уши. Со стен повсюду поднимался ослабленный расстоянием рокот. Ничто не препятствовало распространению звука. Даже с самых отдаленных участков городских укреплений доносились голоса, ибо беспрестанные удары животных о стену вдруг полностью прекратились. Старейшины метнулись к ограждению, откуда остальные горожане уже глазели на притихших чудищ внизу. Даже упрямые воры, все это время продолжавшие сдирать золото со стены, на миг замерли, пораженные, в своих времянках, где занимались переплавкой украденного. Но вот где-то раздался одинокий крик, к нему тут же присоединились и другие, хриплые от страха, голоса:
– Поле! Смотрите, там, в поле!
Холмики, в которых, точно отшельники в своих гробах, спали недавно вылупившиеся хищники, содрогались, то вспучиваясь, то опадая вновь. Земля ручейками стекала с черных пластинчатых саркофагов, блестящие поверхности которых растрескивались, пока сами они продолжали вывинчиваться из неглубоких гнезд. Один, преуспевший больше других, лежал как раз рядом с траншеей. Солнце только что село: предметы уже не отбрасывали теней, но небо еще истекало красно-золотым светом. Горожане ясно видели, как черный гроб расколола продольная трещина, и не менее отчетливо разглядели существо, которое, выбравшись оттуда, расправило гигантские члены, распахнуло широкие перепончатые крылья и теперь возвышалось перед ними в полный рост. Это была Смотрительница Стад, и, несмотря на относительную компактность вторичного яйца, из которого она возникла, размеры ее уже составляли одну треть размеров Богини, чей труп, лежавший в павильоне неподалеку, долгие века хранил неумирающее семя новой жизни.
XIII
Когда закат померк окончательно, целый легион существ, подобных первому, поднялся на равнине. С момента их освобождения от скорлупы прошло достаточно времени, широко раскинутые крылья просохли, приобретя необходимую для полета упругость, и завибрировали с бешеной, не фиксируемой глазом скоростью. Казалось, новые Смотрители вот-вот оторвутся от земли, но они по-прежнему оставались на месте, трепеща в нетерпеливой готовности; их подопечные по ту сторону обрушенной их стараниями траншеи тоже замерли как вкопанные.
Как только люди утвердились в мысли, что небо наконец ниспослало воюющему городу
Полная драматизма сцена, открывшаяся их глазам, исторгла из глоток толпы вопль надежды, люди принялись взахлеб обсуждать происходящее, ибо до завершения работы остался буквально один шаг: со стрелы подъемного крана, который специально для реконструкции кисти соорудили на платформе, водруженной на краешке тазовой кости гиганта, свисала, похоже, последняя фаланга последнего пальца, а с одного ее края, по всей видимости того, которому надлежало войти в сустав предыдущей, болтался обрывок сухожилия. Хотя естественный свет мерк с каждой минутой, пламя факелов и фонарей, укрепленных на окружавших скелет лесах, отчетливо обрисовывало каждый его изгиб. Он выглядел вполне антропоидным, хотя и не без некоторых бросавшихся в глаза погрешностей против истинных пропорций человеческого тела.
Верхние конечности, как и завершавшие их кисти, при всей своей массивности и длине, производили впечатление чрезвычайной гибкости, в особенности пальцы, каждый из которых имел по четыре фаланги; большие пальцы крепились к ладони суставами, дававшими большую свободу движений, чем человеческие. Грудная клетка ошеломляла размерами, причем основной ее объем сосредоточивался в верхней части. Вне всякого сомнения, такое устройство давало рукам опору, необходимую для подъема воистину непомерных тяжестей. Ближе к поясу торс гиганта заметно сужался, а его ноги, крепкие и довольно хорошей формы, были сравнительно невелики. Что до черепа, то он был в целом более выпуклым, чем человеческий, причем весь избыток объема концентрировался вверху; огромный купол состоял из четырех видимых невооруженным взглядом костных долей. Вся нижняя часть головы, включая маленькие изящные челюсти, была скроена чрезвычайно экономно. Лицо гиганта, по-гномьи крошечное под впечатляющим вздутием мозгового отдела, производило, должно быть, странное впечатление. Каждая, вплоть до малейшей, часть его громадного организма обращала на себя внимание утонченной проработкой всех деталей; не представляла исключения и последняя фаланга, которая вот-вот должна была увенчать все сооружение. Кость, едва ли четырех футов длиной, тонкая и изящная, довершала палец, идентичный остальным по стремительной силе рисунка.
И тут, как нарочно, движение крана замедлилось и, после резкого судорожного содрогания, прекратилось вовсе. Кость, несмотря на всю свою легковесность, была неправильно обернута тросом и теперь, соскользнув в петле, привела к остановке работы крана. Фаланга качнулась назад к платформе и опустилась на землю, где ее тут же принялись перецеплять заною. Зрители на стене застонали и заперебирали ногами, как перепуганное стадо, готовое в любую секунду удариться в галоп.
В толпе выделялась кучка из трех наблюдателей, стоявших подле ворот: они не сводили со скелета настороженного, полного тяжелых сомнений взгляда. Все, кто был на стенах города, затаив дыхание, подались вперед, точно надеясь на расстоянии передать собственную силу команде, возившейся с последней фалангой. Но Смоллинг, Поззл и Младший Служка с каждой минутой созерцания все сильнее съеживались то ли при виде происходящего, то ли от мыслей, которые оно в них пробуждало.
Стрела подъемного крана снова взмыла в воздух, безупречно закрепленный фрагмент гигантского скелета поплыл в кобальтово-синем, подрумяненном пламенем множества факелов небе. Толпа вздохнула, как один человек, и все головы синхронно повернулись в одну сторону, точно чашечки цветов за солнцем. Фаланга, завершив горизонтальное движение, пошла вниз. На подвесных дорожках по обе стороны незаконченного пальца застыли двое рабочих. Они приняли драгоценный груз в воздухе и начали направлять его, бережно, почти нежно соединяя сухожилие подвешенной фаланги с суставом предпоследней кости. Фрагмент качнулся и вошел на место, издав при этом негромкий сухой щелчок, на который с привычным запозданием ответило притаившееся в пустом городе звонкое эхо. И сразу же раздался куда более мощный звук.