Богохульство

Престон Дуглас

– Теперь зубы, преподобный.

Спейтс открыл рот, и умелые руки Ванды нанесли на поверхность зубов специальную жидкость, благодаря которой на телеэкране они казались жемчужно-белыми, точно ворота в рай.

Потом Ванда принялась за его жесткие апельсиново-рыжие волосы, торчавшие в разные стороны, и вскоре они послушно улеглись в прическу, а благодаря специальному спрею и пудре стали более темными, благородно-рыжими.

– Руки, преподобный.

Спейтс вытащил из-под накидки веснушчатые кисти и положил их на маникюрный столик.

Руки всегда волновали Спейтса больше всего прочего. Они должны были выглядеть идеально, ведь служили своего рода помощниками голоса. Плохо размазанный крем на пальце, который запросто могла обнаружить камера, грозил свести на нет все, что он старался передать людям.

На руки ушло пятнадцать минут. Ванда вычистила грязь из-под ногтей, отшлифовала их, удалила заусеницы и кутикулу, покрыла ногти прозрачным лаком и в последнюю очередь намазала руки кремом, благодаря которому они стали менее морщинистыми и такого же цвета, как лицо.

Еще один внимательный взгляд на монитор, пара последних нежных шлепков, и Ванда отошла на два шага в сторону.

– Готово, преподобный.

Она повернула к нему экран. Спейтс изучил свое изображение – лицо, глаза, уши, губы, зубы и руки.

– А что это за пятно на шее, а, Ванда? Ты не обратила на него внимания. Опять.

Прикосновение губки, взмах кисточки, и пятна как не бывало. Спейтс крякнул от удовольствия.

Ванда сняла с него накидку и вновь отошла. Помощник Спейтса, Чарлз, тотчас подскочил с пиджаком. Спейтс расставил руки, и Чарлз надел на него пиджак, одернул рукава, поправил лацканы, смахнул соринки и завязал галстук.

– А туфли, Чарлз?

Чарлз тут же нагнулся и на всякий случай провел бархаткой по туфлям Спейтса.

– Который час?

– Без шести восемь, преподобный.

Читать проповедь в воскресенье вечером – в так называемый телевизионный час пик – Спейтс решил много лет назад. Он назвал свою передачу «Время Господне». Все в голос предрекали ему провал, полагая, будто зрители предпочтут его проповеди передачи и занятия поинтереснее. Однако Спейтс не ошибся и до сих пор выступал в тот же день и в то же время.

Сопровождаемый Чарлзом, он направился из гримерной к сцене и вскоре услышал голоса тысяч правоверных, рассаживавшихся в соборе, откуда велась двухчасовая воскресная трансляция «Времени Господнего».

– Остается три минуты, – шепнул Чарлз ему на ухо.

Спейтс приостановился за кулисами и глубоко вздохнул. На экранах появились обращения к публике, и она мало-помалу притихла. Время приближалось.

Спейтс почувствовал, как божественные силы наполняют всю его сущность святым духом. Он обожал эти последние минуты перед проповедью; с ними ничто на свете не шло ни в какое сравнение. Казалось, в нем разгорается огонь, а душа поет в предвкушении великой радости.

– Народу много? – шепотом спросил он у Чарлза.

– Процентов шестьдесят.

В сердце Спейтса, переполненное ликованием, будто вонзили холодный

нож. Шестьдесят процентов… На прошлой неделе было семьдесят. А полгода назад люди каждое воскресенье стояли в очереди, и далеко не всем хватало билетов. Увы, после неприятности в мотеле доходы с проповедей сократились вдвое, телеаудитория уменьшилась на сорок процентов, а скоты с кабельного христианского канала подумывали закрыть ток-шоу «Америка за круглым столом». «Время Господне» переживало худшие за тридцать лет существования времена. Если в ближайшем будущем финансовое положение не улучшится, Спейтс будет вынужден нарушить обязательства по проекту «Прикоснись к Иисусу», благодаря которому он собрал на постройку этого храма средства с сотен тысяч верующих.

Он вернулся мыслями к встрече с лоббистом Букером Кроули, состоявшейся несколькими часами ранее. Сам Господь привел к Спейтсу лоббиста с нынешним предложением. Если все пойдет как надо, значит, в скором времени его дела, в том числе и финансовые, благополучно поправятся. Креационизм против эволюции – этот спор давно устарел и не сулил перемен к лучшему, особенно в наши дни, когда конкурентов-проповедников на телевидении развелось как грязи. Но идея Кроули радовала новизной и обещала немалые прибыли.

Не извлечь из нее выгоды в столь трудные времена было бы просто глупо.

– Пора, преподобный, – послышался сзади негромкий голос Чарлза.

Вспыхнули лампы, и публика разразилась приветственными возгласами. Преподобный Спейтс, склонив голову и вскинув сложенные вместе руки, появился на сцене.

– Время Господне! – объявил он своим звучным густым басом. – Время Господне! Грядет время Господней славы!

Резко остановившись посреди сцены, Спейтс поднял голову и протянул руки вперед, будто о чем-то моля публику. Его пальцы слегка дрожали, а слова раскатывались по всему собору.

– Приветствую всех вас возлюбленным именем Господа нашего и Спасителя, Иисуса Христа!

Гигантский собор взорвался одобрительными криками. На экранах высвечивались надписи, побуждающие толпу без стеснений выражать свой восторг. Преподобный опустил руки, и снова воцарилась тишина, будто в ночном лесу после сильной грозы. Он вновь склонил голову и произнес негромким смиренным голосом:

– «Где двое или трое собрались во имя мое, там и я с ними».

Он медленно поднял голову, стоя к прихожанам вполоборота, и вскинул руку.

– «В начале сотворил Бог небо и землю. – Каждое слово звучало из его уст так, что заставляло верующих трепетать от благоговения. – Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною… – Он многозначительно помолчал и втянул в легкие побольше воздуха. – И Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет! – прогремел его удивительный голос. Секундное молчание, и произнесенное волнующе тихо, почти шепотом: – И стал свет».

Спейтс подошел к самому краю сцены и улыбнулся прихожанам открытой улыбкой.