Бои местного значения
Шрифт:
Человека, над которым издевался сержант морской пехоты Мэттью Бут, и в самом деле звали Серхио Рамирес. На этом сходство с его легендой в США и реальной биографией заканчивалось. Серхио был никакой не мексиканец, он был испанец, в шестилетием возрасте вывезенный из охваченной гражданской войной родной страны в СССР. Их было немало, взрослых, которые сражались на проигравшей стороне, и детей, которые покинули Испанию вместе с родителями или уже будучи сиротами. Тогда, в 1938 году, сидя на палубе советского парохода, торопливо выходящего из горящей после налета итальянских «Капрони» Барселоны, шестилетний Серхио отчетливо понял: у него больше нет родины. Есть только страна, которая его приютила, дала ему пищу, крышу над головой, образование.
И он со всей свойственной горячему южному темпераменту пылкостью стал служить этой стране, которая заменила ему родную Испанию. Кумиром Серхио стал Рубен Ибаррури, сын Пассионарии, Долорес Ибаррури, ставшей лидером нескольких сотен тысяч испанцев, оказавшихся в СССР. Когда фашисты напали на
Как емкости попали внутрь фабричным способом запечатанных бидонов, Рамирес не знал. Его задачей было скрытно извлечь эти емкости и разместить их в неприметных, но строго определенных местах вентиляционных систем двух корпусов учебных классов, для летного и технического состава. Это было несложно, чистка и уход за вентиляцией и были основной работой Рамиреса. И вот теперь этот сержант-расист чуть было все не испортил. В коробке с буррито под вторым дном лежали детонаторы, единственные недостающие части четырех адских машин, уже ждущих своего часа в приемниках коробов приточной вентиляции. Остальное все было на месте, подрывные заряды, часовые механизмы. Не хватало только детонаторов, чтобы большинство техников и летчиков, проходящих переподготовку на новые самолеты, отправились в мир иной. В емкостях находился зоман, отравляющее вещество нервно-паралитического действия, более чем в два раза эффективный, чем зарин. И если бы этот сержант-горилла был внимательней, когда сунул свою руку в коробку с обедом Рамиреса, и обратил бы внимание, что коробка гораздо мельче изнутри, вся многолетняя операция пошла бы прахом. Но все, ему надо торопиться. Серхио достал нож, аккуратно раскрыл двойное дно коробки, переложил детонаторы в карман рабочего комбинезона и вышел из подсобки. Коробку с обедом он выбросил в ближайшую урну по дороге. Вошел в дверь с надписью «для обслуживающего персонала» и начал медленно опускаться по лестнице на технический этаж первого корпуса. В первом корпусе на двух этажах находились кабинеты, где летчики и операторы сразу четырех эскадрилий морской пехоты проходили переподготовку на новейшие «Фантомы» и «Скайхоки». Серхио, предварительно выполнив рутинные процедуры по очистке входного фильтра, оставил секцию воздуховода, идущую от фильтра, открытой. Потом тщательно подмел и вымыл само помещение. И в довершение, убедившись в отсутствии случайных наблюдателей, аккуратными и точными движениями установил детонатор и взвел часовой механизм, поставив четыре часа задержки. Потом задвинул закладку подальше в приемник воздуховода и установил снятую секцию на место. Ему еще надо выполнить аналогичные процедуры в трех местах – в правом крыле этого корпуса и соседнем корпусе, где идет переучивание технического персонала для работы с новыми самолетами. Если, с учетом его плохого состояния, установка закладки заняла почти час, то он как раз успеет покинуть базу. Караул и, главное, этот проклятый сержант уже сменился, а другая смена нормальная, они не придерутся к тому, что он уйдет пораньше. Надо только после зайти к дежурному технику и поставить отметку о выполнении регламентных работ в журнале обслуживания. И заодно отпроситься сегодня пораньше, чтобы на посту не задавали лишних вопросов. Тем более, он и в самом деле неважно себя чувствует. Это даже со стороны видно, судя по сочувственным взглядам других уборщиков, которые он ловил на себе, когда шел к месту своей второй закладки.
Так размышлял Серхио Рамирес, выполняя свою работу, а тем временем события развивались своим чередом. Пропустив в баре пару бокалов пива, сержант Мэттью Бут вышел из прохладного помещения на жаркий асфальт между корпусами центра. Остальные солдаты из его караула пошли в казарму отсыпаться после дежурства, а ему спать почему-то не хотелось. Что-то свербело в его голове, какая-то мысль то появлялась, то снова ускользала. Но завтра снова заступать в караул, увольнительные отменены, и поэтому надо идти в казарму, не спать, так просто отдохнуть. Когда он проходил мимо технического корпуса, то увидел в урне выброшенную знакомую коробку, и в голове снова начала оформляться какая-то мысль, но ее перебил отставший морпех из его караула, заметивший его взгляд.
– Поздравляю, сардж, теперь я вижу, что твой сегодняшний прикол окончательно удался! Этот маленький говнюк оказался гордым и теперь будет работать голодным до вечера! – И жизнерадостно заржал. И мысль опять ускользнула из головы сержанта. И только, когда они сыграли пару партий в покер и стали укладываться спать, сержант понял, что все время его так беспокоило в этой чертовой коробке с этим чертовым буррито. Снаружи она высокая, а внутри мелкая, он же сразу наткнулся на дно, как только опустил туда руку! Значит, этот проклятый спик точно что-то пронес на базу. Поделиться своими соображениями с остальными? А если он ошибся? На смех же подымут! Нет, он вполне может разобраться и сам, кого ему бояться, этого заморыша, что ли? А если этот мексиканец и вправду окажется шпионом, то его, сержанта, наверняка повысят, и может даже, наградят. С этими мыслями сержант поднялся, застегнул ремень с кобурой и стал надевать форменную рубашку с короткими рукавами. На вопросительные взгляды своих подчиненных он бросил коротко:
– Не спится. Пойду, пройдусь.
Выйдя из здания казармы, он быстрым шагом направился в корпус размещения технических служб. Фамилию мексиканца он запомнил, осталось узнать у дежурного техника, где тот сейчас находится.
Серхио немного ошибся с расчетами. Он как-то упустил из виду, что в последнем крыле воздуховод с закладкой, куда требовалось установить детонаторы, находился гораздо выше остальных, почти под потолком. И для работы с ним требовалась стремянка. Она стояла в том же помещении, сложенная в углу. Надо было всего лишь разложить ее и передвинуть под воздуховод. В обычном состоянии разница по времени незначительна, но теперь, со сломанными ребрами, Серхио провозился на пятнадцать минут дольше. Он как раз присоединил детонатор и начал устанавливать на таймере один час задержки, как за спиной услышал знакомый ненавистный голос:
– Так-так. И чем это ты, гаденыш, занимаешься?
На мгновение оцепенев, Серхио принял решение. Сейчас станет ясно, сможет ли он поступить так, как Рубен Ибаррури, или нет. Плохо, что шкала таймера начинается с одной минуты. И очень плохо, что остальные три закладки наверняка найдут или успеют вывести людей из корпусов. Людей, Серхио горько усмехнулся, эти люди ничуть не лучше фашистов. Пока в голове мелькали эти мысли, руки Серхио двигались быстро. Установив таймер детонатора на одну минуту, он повернулся назад, выхватывая нож из кармана. Надо еще эту минуту выиграть. Сержант с изумлением смотрел, как двигается этот спик. В его движениях не было ничего общего с робким и дрожащим от страха мексиканцем, которого он бил утром. Сейчас спик двигался, как хищный зверь.
Но рефлексы, вбитые за годы службы в морской пехоте США, оказались сильнее, и поэтому сержант успел выхватить свой М1911 одновременно с броском ножа Серхио. Пуля сорок пятого калибра, разворотив грудь и проломив многострадальные ребра Рамиреса, бросила его назад и вниз, со стремянки, но падая и уже теряя сознание, Серхио с радостью заметил, что нож успел войти в солнечное сплетение сержанта. И улыбнулся. Затем его подхватил огромный черный тоннель, в котором он пронесся, бешено вращаясь, в конце тоннеля появился яркий свет, и субстанция, только что бывшая человеком по имени Серхио Рамирес, увидела в этом свету черно-белое изображение, в котором остатками ускользающего разума узнала портрет своего давнего кумира, старшего лейтенанта Советской армии, Героя Советского Союза Руиса Рубена Ибаррури.
Сержант Мэттью Бут не успел порадоваться удачному попаданию, как внезапно обнаружил, что ему нечем дышать, вдобавок каждое движение ему причиняет сильнейшую боль. Опустив свой взгляд вниз, он обнаружил рукоятку ножа, торчащую из его живота. Первым рефлекторным желанием сержанта было выдернуть нож, но он успел вспомнить все, что ему вбивал в голову инструктор по медицине. Нет, этого делать никак нельзя, он сразу же истечет кровью. Превозмогая боль, на гнущихся ногах, Мэттью ковылял к месту падения мексиканца. Каждый шаг давался ему адской болью. Какого черта этот мекс улыбается даже после смерти? Надо подняться по стремянке, посмотреть, чем там он занимался. И по возможности, побыстрее. Мэттью Бут начал осторожно подниматься по лесенке. На середине пути он задел торчащей рукояткой ножа о ступеньку. В глазах потемнело от боли, сержант приложил все усилия, чтобы не потерять сознание. Он долго пытался продышаться, наконец тьма в глазах отступила. За дверями уже раздавался топот бегущих ног и крики «кто стрелял?», когда Бут наконец-то долез до верха. Его расширенные глаза увидели детонатор, какие-то провода и непонятные продолговатые предметы, лежащие внутри воздуховода. И маленький циферблат, на котором были всего две стрелки, одна уже стояла на нуле, а другая, как будто дождавшись, сержанта, тоже встала на ноль. Раздался негромкий хлопок, Мэтт Бут, судорожно, со всхлипом, втянул в себя воздух, вдруг остро запахший свежими яблоками. И наступила темнота.
– Таким образом, мы потеряли полностью технический состав двух эскадрилий морской пехоты. Полностью. Погибли специалисты по обслуживанию двигателей, радиоэлектронике, вооружению, которые заканчивали переподготовку на новый перехватчик F-4B «Фантом-2». Еще погибли шесть преподавателей – инструкторов центра, два отделения морской пехоты, вбежавшие в корпус после объявления тревоги. Еще мы потеряли двух бравых летчиков, наплевавших на оцепление и забежавших в свой корпус после занятий по физподготовке. И весь обслуживающий чернорабочий персонал второго учебного корпуса, – мрачно докладывал начальник контрразведки центра.