Бои под Нарвой
Шрифт:
Открывая собрание, комиссар Стального отряда прежде всего предложил почтить память погибших.
В сарае наступила тишина. Молча, с опущенными головами стояли мартеновцы и пушкари, слесари и транспортники. Каждый думал о тех, кто никогда уже больше не войдет в цехи родного Стального завода…
— Товарищи! — негромко заговорил Прахов. — Велики наши потери. Много лучших наших товарищей погибло в боях. Но не для слез и причитаний собрались мы сюда, а для того, чтобы памятью павших поклясться в вечной верности нашей социалистической Родине и великой партии большевиков. Наша победа будет лучшим памятником павшим
Первыми к столу подошли Самохин и Демин. Прахов зачитал их заявления. Затем молодые красногвардейцы рассказали свои краткие биографии.
Смущенно переминаясь с ноги на ногу, парни передали простую историю своей жизни. Оба они из одной деревни. Спасаясь от голода, ушли в Петроград и поступили чернорабочими на Стальной завод. Последние полтора года были подручными у Онуприенко, вместе с ним ушли на фронт…
— Геройски погиб наш друг Андрей Онуприенко, — сдерживая волнение, проговорил Самохин. — Партия потеряла в нем верного сына и крепкого большевика. И мы с Деминым решили вступить в партию, чтобы продолжать бороться за то дело, за которое погиб наш друг. Клянемся, что не посрамим его памяти и с честью будем носить почетное звание большевика!
Прахов продолжал задавать вопросы, но из разных концов сарая закричали:
— Подходящие ребята! Ни в чем плохом не замечены! Воевали храбро! Хорошие большевики будут!
— Кто за прием, поднимите руки! Сейчас голосуют только партийные, — предупредил Прахов.
Обоих приняли в партию единогласно.
К столу вышла разрумянившаяся Рая Семенова. Запинаясь от волнения, она рассказала свою несложную биографию. Родилась на Стальном заводе, там же росла, училась в заводской школе. С четырнадцати лет помогала отцу в амбулатории, затем поступила в медицинский институт. Во время каникул работала в заводской амбулатории. С отрядом ушла на фронт.
— Как только окончу учебу, вернусь на свой завод. Я хочу стать детским врачом. Не раз видела, сколько слез проливают жены рабочих над своими безвременно погибшими от разных болезней ребятами. Даю слово, что, пока жива, не изменю рабочему классу и нашему заводу, буду верной дочерью большевистской партии, — закончила Рая и закрыла лицо руками, чтобы скрыть выступившие от волнения слезы.
— Надеемся на тебя, Раиса! Знаем, что ты нашего, рабочего корня, и верим тебе. Вопрос, по-моему, ясен! Принять! — проговорил Прахов.
Собрание единодушно поддержало это предложение.
Дошла очередь до Повалихина.
— Больно ты тихий да скромный для большевика, Матвей Степанович, — покачал головой Прахов. — Партийные побойчее должны быть!
— Тихий, тихий, а дома страсть даже какой упрямый, особенно со мной! Что в голову взял, того колом не вышибишь, — подала реплику Повалихина.
В сарае прокатился смешок.
— Такая жинка хоть кого смирит! У тебя и Соловей-Разбойник ягненком станет, — крикнул Орехов.
За прием
— Тихий, но надежный товарищ, на него можно положиться, не подведет…
Повалишин тоже стал большевиком.
Затем к столу подошла Повалихина. Сразу присмиревшая, она необычно тихим и робким для нее голосом стала рассказывать о своей жизни:
— Роду-племени своего не знаю. Мать умерла, когда мне было восемь лет. С тех пор я пошла работать по людям. Тумаков и побоев видела куда боле, чем хлеба. Оттого и характер у меня испортился… Девушкой пришла на завод, поступила в столовую судомойкой. Тут и познакомилась со своим муженьком… Большевикам сначала не очень верила, когда они говорили, что мы, женщины, во всем равны мужчинам. А теперь, когда я повидала товарища Лебедеву и узнала настоящую большевистскую правду, решила записаться в партию и всячески помогать в ее делах. Правда, не очень я еще грамотная, но постараюсь выучиться, стать верным членом большевистской партии. Все!
— Скандалить-то с мужем перестанешь? — строго спросил Прахов.
— От темноты от нашей и скандалы у нас… Муж мой меня дурой считает, — вздохнула Повалихина. — А я вижу, что он дурнее меня. Чуть заспорим, я его по лбу, а он меня в ухо — и пошел скандал. Теперь мы с ним по-другому жить начнем… Очень я надеюсь на партию. Она меня направит на верный путь.
— Правильно делаете, товарищ Повалихина, что на партию надеетесь! — поддержала ее Лебедева. — Партия всем трудящимся женщинам открывает широкий путь в жизни. Слыхали, верно, что товарищ Ленин сказал: «Всякая кухарка должна уметь управлять государством». Эти слова никогда нельзя забывать.
Кто-то спросил Повалихину шутливо:
— Раньше ты своего мужика кулаком била, а теперь чем будешь?
Повалихина вздохнула и с суровой сдержанностью ответила:
— Не до шуток мне сейчас! В партию вступаю, как под венец иду: и боязно, и радостно… Кто знает, как моя теперя жизнь пойдет! Но знаю, что лучше, правильнее, чем раньше.
Приняли и Повалихину, хотя несколько человек и высказались против ее вступления в партию:
— Больно скандальная! Не человек, а гром и молния! Только срамить партию будет…
— Сумейте перевоспитать ее, на то вы и партийцы! — ответила Лебедева.
Когда собрание закончилось, Рая и Петров вместе вышли из сарая. Взявшись за руки, они медленно шли по тихой заснеженной улице.
— Товарищ Петров! — вдруг окликнул женский голос.
Инженер и девушка обернулись. Их догоняла на своих легких санках Лебедева. Точно испуганные ребятишки, влюбленные поспешно разомкнули руки.
Лебедева чуть заметно улыбнулась.
— Идите-ка сюда на минутку! — сказала она, останавливая сани. — Как, товарищ Петров, вы не думаете подавать в партию?
— Я?! — Жаркий румянец вспыхнул на щеках инженера. — Я бы всей душой… Но я не знаю, примут ли меня… Я ведь бывший офицер…
— Примут! — уверенно и тепло проговорила Лебедева. — Вы на деле доказали, что достойны быть членом нашей партии… Я сама дам вам рекомендацию. И Прахов, я уверена, не откажет…
— Спасибо, товарищ Лебедева! — горячо и радостно воскликнул инженер.
— Пишите заявление!
Лебедева шевельнула поводья, и легкие санки умчались, осыпав молодых людей мелкой снежной пылью. Рая снова взяла Петрова за руку.