Бокальчик с ядом
Шрифт:
— А личная жизнь? — напористо продолжил Калягин.
И, видя замешательство Лены, уточнил:
— Например, меня интересуют отношения Светланы с Сергеем Пономаревым.
Елена, немного помявшись, ответила:
— Ну, вообще-то, Сергей иногда заходит к нам в общежитие.
— Как часто?
— Илья, это что, допрос? — вскинула брови Турусова.
— Лена, это очень важно, — настаивал Калягин. — Сегодня Светлану видели в офисе Школьникова, где, как ты знаешь, работает Сергей. Добавь к этому то, что Сергей Алексеевич — наш самый первый недоброжелатель, и ты поймешь, почему я всем этим так настойчиво интересуюсь.
Турусова кинула взгляд в сторону Ларисы, словно вопрошая, зачем здесь находится эта женщина. Калягин, уловив направление движения ее глаз, вздохнул и сказал:
— Лариса Викторовна у нас занимается не только и не столько рекламой, сколько выполняет функции, связанные с расследованием происшедшего.
— Вы — частный детектив? — простодушно спросила Турусова.
— Что-то вроде того, — уклончиво ответила Лариса.
— И именно поэтому я прошу тебя ответить на мой вопрос, — продолжил наседать Калягин.
— Илья, я не знаю, — выдохнула Лена. — Светка — человек, с одной стороны, открытый, а с другой — что у нее на душе, я никогда не могла понять.
— Лена, меня интересует только то, встречаются или нет Светлана Воронова и Сергей Пономарев, — наседал на нее Калягин.
— Иными словами, трахаются они или нет? — улыбнулась Турусова.
— Если хочешь, вопрос можно поставить и так.
— Ну, может быть, — все с той же улыбкой предположила Лена.
— Так может быть или да? — настырничал Калягин.
— Не знаю, я же свечку над ними не держу.
— Ты же живешь рядом с ней.
— Ну и что? Я же не слежу, что она там делает. У меня и своих забот хватает… — Турусова начала раздражаться.
А Лариса, вспомнив о том, что на завтра назначены поминки Галины, спросила:
— Илья Валентинович, а завтра у вас Сергей Пономарев присутствовать будет?
— Сергей? У меня? — удивился тот.
— Ну, на поминках…
— Нет, он же не сотрудник нашей редакции.
— Понятно… Елена Васильевна, вы не будете возражать, если я приеду к вам завтра в гости? — спросила Лариса.
— Пожалуйста, — пожала та плечами. — Комната шестьсот двадцать три.
— Я буду около трех часов. Только желательно, чтобы о моем визите никто не знал.
— Хорошо, — согласилась Турусова.
— Ну что ж, теперь давай поговорим о материале Артемова, — облегченно выдохнул Калягин.
Он понял, что Лариса, что называется, «взяла след» и будет действовать теперь в том направлении, которое и ему, и ей казалось правильным.
Дмитрий Гульков сел за руль своей раздолбанной «копейки» в крайне раздраженном состоянии. Только что он грубо обошелся со своей женой, вся вина которой в этот день заключалась в том, что она попросила его выкроить для совместной прогулки вечер.
Ответ супруга был, с ее точки зрения, неадекватен — Гульков сослался на неотложные дела. Поэтому жена, подозревая его бог знает в каких смертных грехах, скуксилась и была готова разреветься. Она вообще была женщиной эмоциональной и не умела скрывать свои чувства.
На Гулькова же все это подействовало как красная тряпка на быка. Он шумно выдохнул воздух, всплеснул руками и скептически заявил:
— Ну ты и дура!
После этого супруга со злостью шваркнула сковородкой о стол.
— У тебя всегда дела, а приходишь ты после них пьяный!
— Приезжаю, — поднял палец вверх Гульков.
— Да, но в последнее время почему-то не на своей машине. Видимо, не в состоянии сесть за руль.
— Я же повторяю — у меня дела. В конце концов, я имею право на свою частную жизнь!
Гульков всегда ссылался на дела. Они, однако, заключались у него в основном в проведении времени с другими женщинами.
Гульков имел, в общем-то, не очень привлекательную внешность. Этот факт он компенсировал неуемной энергией, почти остапобендеровским обаянием и появившимся в последнее время напором. Многие женщины считали, что Гулькову лучше «дать», чтобы он наконец отвязался. Короче, Дмитрия Евгеньевича можно было назвать Казановой местного разлива.
Жена у него была во всех отношениях удобная: она его любила, в ежовых рукавицах держала бытовую сторону брака, а по части сексуальной энергии могла вполне дать фору мужу. Был у нее, однако, один существенный недостаток: Людмила считала, что в браке изменять нельзя, и очень ревновала мужа к другим женщинам.
А Гульков, в отличие от своей половины, был патологически полигамен и не пропускал ни одной юбки. Он страдал от Людмилиной ревности, потому что ему приходилось изворачиваться, придумывать кучу причин для обоснования своего отсутствия дома. Когда его фантазия иссякала, он просто говорил, что ему необходимо поехать «развеяться».
Сегодня же, в субботу, во второй половине дня, у него внезапно обнаружились дела. Реакция на «дела» была весьма бурной, но Гульков особо не волновался — Людмила обычно отходила довольно быстро, и он не сомневался, что вечером его встретят благожелательно. Тем более что он знал, как успокоить свою супругу, — просто нужно ее приласкать, сказать парочку добрых слов, а потом лечь в постельку и отдаться зову матушки-природы.
По части же мужской энергии Гульков был весьма сноровист, и для него ничего не стоило параллельно иметь нескольких, к примеру трех-четырех любовниц, чтобы удовлетворять их потребности в сексе.
«Ну что ж, поехали навстречу судьбе», — неожиданно подумал он с оттенком театрального пафоса и, нажав на педаль акселератора, попытался тронуть машину с места. Однако это ему не удалось. Двигатель барахлил, отчаянно напоминая Гулькову о том, что пора вкладывать в машину инвестиции. Все-таки «копейка» была старой и требовала со стороны литературного редактора внимания. Но…
Гульков вздохнул. Денег ему, несмотря на его достаточно высокие заработки, постоянно не хватало. Он тратил их в основном на женщин. Именно им, любимым представителям противоположного пола, и пытался посвятить вторую половину своей жизни этот человек, который в молодости подавал надежды как поэт и прозаик, но так и остановился на должности редактора.