Бокальчик с ядом
Шрифт:
— Да-да, конечно, продолжайте, — кивнула Лариса, которая и без того внимательно слушала.
— А что продолжать? — пожала плечами Воронова. — Потом они временно расстались, а недавно возобновили отношения.
— И что — это мотив для убийства? — скептически поморщился Гульков.
— Нет, мотив в другом, — ответила Лариса. — Потому что именно Турусова получила реальные дивиденды после ликвидации Пономаревой — ее назначили ответственным секретарем и она получила грант. Вряд ли на этот пост назначили бы кого-то другого.
— Но как вы сможете доказать ее вину?
— Об этом я уже думаю. И вы наверняка сможете мне помочь.
— Ради бога, — снова пожал плечами Гульков. — Только как?
— И, кстати, еще один момент, — заметила Светлана. — Маточкина по голове угостили — это тоже ее проделки?
— Нет, я думаю, что в этом виноват курьер Птичкин, который, как я уже поняла, все жаждет завоевать Турусову, да вот только никак ему это не удается.
— Птичкин? — искренне удивился Гульков.
— Да. Помните, как он вчера закашлялся? Я потом осторожно поинтересовалась у Калягина насчет него, и он ответил, что у курьера астма. И болен он ею уже очень давно, неизлечимо. Постоянно таскает с собой ингалятор. Представляете, все знали, что он болеет и что Маточкин слышал кашель во время нападения, и никто не подумал на астматика Птичкина!
Воронова и Гульков переглянулись между собой.
— Да, действительно, — после некоторой паузы сказал Дмитрий.
— А может быть, у него есть алиби на это время? — высказала предположение Воронова.
— Скорее всего, нет. — Лариса состроила скептическую гримасу. — Гораздо интереснее сокрушить алиби Турусовой.
— А какое там может быть алиби? — спросил Гульков. — Там у всех алиби, и все одновременно могли быть виновными.
— Меня интересует, где она могла достать этот яд пролонгированного действия.
— Стоп! — подняла палец вверх Светлана. — Она же вела у нас в газете тему по медицине. Вполне возможно, что у нее есть связи в этих кругах. Так что…
— Да, это логично, — согласился Гульков. — И мама, по-моему, у нее химик.
— Я правильно поняла — все сходится, — вздохнула Лариса. — И надо думать над тем, как можно прижать сначала Птичкина, а потом через него и Турусову. Мне кажется, что его расколоть легче.
— Да, тут не будет особых проблем. Просто надо это сделать умело, — заметила Воронова.
— Очевидно, нам понадобится программист Михаил Кроль. Он, по-моему, у вас наиболее брутальный среди всего интеллигентского коллектива, — сказала Лариса.
— Дмитрий Евгеньевич тоже искренне считает себя таковым, — с сарказмом заявила Светлана.
— Тем не менее, — сказала Лариса, скептически оглядев тощую фигуру Гулькова, не лишенную, правда, некоторой элегантности, — нам понадобятся мускулы и устрашающий вид. А Михаил лучше всех подходит для такой роли. К тому же у него есть ярко выраженные личные мотивы. Так что ему надо все рассказать и вместе с ним ехать к Птичкину…
— Чтобы взять его за яйки, — игриво закончил мысль Ларисы литературный редактор.
— Давайте телефон, — велела Лариса, и Воронова полезла в свою записную книжку. — Кстати, — вдруг вспомнила она. — А вы не знаете, чем сейчас занимается Елена Турусова?
Светлана подняла глаза, секунду смотрела на Ларису, потом улыбнулась и сказала:
— Вообще-то у нее должно быть некое рандеву.
— Какое?
— С Сергеем Пономаревым.
— Словом, фак-сейшн, — пояснил словоохотливый Гульков. — Или, по-русски говоря, потрахушки.
— В своей комнате в общежитии?
— Угу, — подтвердила Воронова, кивая головой и улыбаясь.
— В таком случае все просто прекрасно, — констатировала Лариса…
…Кроля удалось застать на месте, и Гульков достаточно быстро объяснил ему, что от него требуется. Через двадцать минут тот уже был возле ресторана «Чайка» и с озабоченным лицом садился в «Вольво».
А еще через полчаса машина затормозила возле обшарпанного двухэтажного здания, где в одной из коммунальных квартир снимал комнату тридцатилетний курьер газеты «Правое дело» Андрей Птичкин. Воронова отказалась ехать на эту разборку, сказав, что на ее нервную систему брутальные сцены подействуют не слишком благотворно. Гульков же с удовольствием согласился принять участие в намечавшейся экзекуции.
Лариса с самого начала убедила Гулькова и Кроля вести себя раскованно и не стесняться в выражениях. Словом, действовать как слаженная команда, психологически давя на курьера каждый со своей стороны: Лариса — как взвешенный человек со стороны, Гульков — используя свое чувство юмора, а Кроль — физически и устрашающе. Впрочем, Гулькова и не нужно было уговаривать вести себя раскованно — Лариса пришла к выводу, что этот человек в любой ситуации будет балагурить и сыпать свои пошловатые шуточки.
Птичкин встретил всю компанию удивленно. Правда, эмоциями его лицо поначалу было не очень богато. Оно было хмуро и невыразительно. Зато внешний вид курьера был колоритен: домашние драные трико с оттопыренными коленками, засаленная майка времен развитого социализма и совершенно контрастирующие с этим модные темные очки. Он блестел своими золотыми зубами, словно хороший конь на ярмарке. Ноги курьера были обуты в старые растоптанные тапочки.
— Привет, — обескураженно сказал он.
— Привет, козел, — с порога брякнул Кроль и заехал Птичкину по физиономии.
Учитывая явную разницу в весовых категориях и эмоциональное состояние Кроля, удар получился весомым, и Птичкин, сбивая по ходу стоявшие у двери пустые бутылки и ведро, загремел на пол.
— Михаил, вы же обещали держать себя в руках, — раздраженно произнесла Лариса, подходя к Птичкину.
Тот пытался что-то сказать, но у него это получилось крайне нечленораздельно. Ко всему прочему у него внезапно начался приступ кашля. Милосердие решил проявить Гульков, который, узрев на туалетном столике ингалятор, протянул его Птичкину. Когда тот отдышался, Лариса тоном, не терпящим возражений, сказала: