Боксер-4: назад в СССР
Шрифт:
— Да подожди ты, дурак! — не выдержала она.
Я остановился и посмотрел на нее. Или мне показалось, или у нее на лице промелькнуло какое-то… отчаяние?
— Чего тебе еще? — сухо спросил я.
— Ты так ничего и не понял! — воскликнула Ленка.
— Да куда уж пупсику понять, — усмехнулся я. — Да и по ребусам я не мастак.
Все эти перебрасывания пустыми фразами уже начинали мне надоедать. Вот чего она от меня сейчас добивается? Тянет время? Но для чего? Подпитывать ее ощущение королевы я больше не намерен. Отношения… да какие у меня с ней могут быть отношения. Тем более что она сама каждый раз
Потом, в двадцать первом веке такое поведение назовут манипуляцией. Человека как будто бы не подпускают к себе чересчур близко, чтобы он не вообразил, что его ценят и любят, но при этом и не отпускают насовсем — чтобы в случае чего можно было использовать его как запасной аэродром. Ну или для каких-то других целей, мало ли какие ситуации бывают. В результате объект манипуляции привязывается к человеку накрепко и потом ему становится все сложнее порвать с манипулятором, даже если он все уже осознал и очень хочет это сделать. И чем дольше продолжаются такие перетягивания каната, тем сильнее едет крыша у объекта, в самых тяжелых случаях — вплоть до психушек. В такие сети я попадать не желал. Даже если с моей крышей все останется в порядке — все равно, тратить время своей жизни на бессмысленные игрища — это не мое. Ленка, конечно, очень красивая и притягательная, подпасть под ее обаяние — нефиг делать, но у меня на эту жизнь другие планы, и если я и дал поначалу слабину, то теперь все. Так что хватит слушать эту провокаторшу. Пойду догонять своих. А ракушку передам с оказией — да вот хоть с Бабушкиным, будь он неладен!
Я с еще большей решительностью зашагал прочь.
— Дима — это мой брат, — тихо, но отчетливо произнесла Ленка.
Глава 7
Я настолько ошалел от услышанного, что впал в какой-то ступор. Пока я осознавал, что только что узнал, и пытался сообразить, что на это можно ответить, Ленка рванула по направлению к другому выходу из проулка — по параллельной улице сейчас должны были возвращаться ее подруги.
— А ракушку свою себе оставь на память, — бросила она мне через плечо.
— Я… нет уж, я ее тебе передам… а приходи ко мне на день рождения! — бессвязно выкрикнул я все, что успело прийти мне в голову в этот момент. Никакого ответа не последовало — Ленкина фигура исчезла за поворотом.
Черт возьми! Это что же получается? Все это время я принимал ее брата за ревнивого жениха? Вот это приехали, нечего сказать! Но Ленка вообще-то и сама хороша. Разве нельзя было сразу все объяснить? К чему вот были все эти спектакли? Ведь она, при всех ее раскладах, далеко не глупая девка и прекрасно видела и мое состояние, и как я вообще воспринимаю всю ситуацию.
Правда, тогда получается, что у ее брата с крышей еще большая беда, чем я думал. Когда тебе кажется, что твою девушку каждый второй пытается увести и ты готов всех переубивать — здесь, конечно, тоже вопросы к твоей голове, но это хотя бы как-то объяснимо. Но когда речь идет о практически уже взрослой сестре, то… а тебе не все равно? Нет, понятно, что ты будешь переживать, чтобы парень был нормальный. Но устраивать бычьи сцены всякий раз, когда ее кто-нибудь пригласит танцевать или вообще просто поздоровается — это уже привет психиатрам.
Но в таком случае Ленка тем более должна была сразу все рассказать! Ей, наверное, льстило наблюдать, как два парня сражаются между собой из-за нее, и неважно, кто из них кем ей является. Это понять можно. Но есть же какие-то рамки? На хрена же превращать человека в марионетку и наблюдать, как он дергается, не зная истинного положения вещей?
В общем, это откровение от Ленки меня так сильно ударило, что я не помню, как я оказался на улице и побежал. Хотя наши пацаны бежали гораздо медленнее легкоатлеток — у них-то это все-таки специализация — но мне все равно пришлось изрядно поднапрячься, чтобы их догнать. И если до того, как Ленка увлекла меня в сторонку, я бежал спокойно и не напрягаясь, то теперь меня не оставляло ощущение, что я перебираю ногами из последних сил.
В результате к концу пробежки я оказался, что называется, с языком на плече. Если остальные ребята чувствовали себя более-менее, и им требовалось разве что с минутку отдышаться, то я лихорадочно искал глазами какую-нибудь скамейку, а найдя, в изнеможении плюхнулся на нее. Конечно, в моем состоянии больше была виновата Ленка со своей новостью, которая была таковой только для меня. Все-таки психологическое состояние сильно влияет на состояние физическое. А я давно не чувствовал себя таким… обманутым, что ли. А с другой стороны, Ленка сегодня тоже, кажется, дрогнула и не смогла сдержать каких-то чувств. Хотя, может быть, мне это именно что кажется?
Так или иначе, мое состояние не осталось незамеченным для тренера. Григорий Семенович внимательно наблюдал за мной, а когда я приземлился на скамейку, подошел и с озабоченностью в голосе спросил:
— Миш, а ты уверен, что ты готов к соревнованиям?
Его сомнения можно было понять. Если спортсмен так упахивается от банальной пробежки в неспешном темпе, то как он может выходить на ринг, где требуется в разы больше физических ресурсов? Григорий Семенович даже украдкой вдохнул воздух, проверяя, не пахнет ли от меня табаком или алкоголем. Все-таки я живу в одной комнате с Бабушкиным, а дурной пример заразителен. Но ничего подобного со мной быть не могло, и он вгляделся в меня с еще большей тревогой.
— Готов, — ответил я, хотя не знаю, насколько уверенным был при этом мой голос.
Григорий Семенович немного помолчал, потом с сомнением покачал головой и обратился ко всем динамовцам:
— Значит, так, орлы! Через день мы с вами отправляемся на соревнования. Итого у нас остается ровно два дня до выхода на ринг. Эти два дня мы проведем без тренировок. Восстанавливайтесь, набирайтесь сил, готовьтесь, настраивайтесь на решающие выступления. Все всё поняли?
— Даааа! — пацаны закивали головами.
— Ну тогда — по домам, точнее, по номерам, — полушутя скомандовал Григорий Семенович и скрылся в коридорах общаги.
Два дня. Отлично — как раз будет время, чтобы съездить на дачу, отметить праздник и вернуться, при этом не пропустив никаких занятий и, следовательно, не вызвав подозрений. Выпивать там мы не собирались — во всяком случае, я-то точно, колобродить по полночи — тоже. Так что, по идее, моей физической форме ничего не должно было особенно помешать.
— Ну что, пошли в магазин? — ко мне подскочил Сеня со своим списком продуктов. — Пацаны там уже собрались, ждем только тебя.