Боксер Билли
Шрифт:
– А теперь, сэр, я попрошу вас отойти и отозвать экипаж, – сказал Терье. – Я посмотрю, что мне удастся сделать.
Матросы отошли к середине корабля и оттуда следили за действиями Терье, а несколько поодаль стояла Барбара Хардинг, которая тоже с жутким интересом смотрела на происходящее.
Терье склонился над открытым люком. Немедленно раздался выстрел, и пуля прожужжала у самой головы офицера.
– Стойте, Байрн, – спокойно сказал он. – Это я, Терье. Не стреляйте больше. Я хочу с вами поговорить.
– Нечего зубы заговаривать, – проворчал в ответ Билли. – Второй раз я не промахнусь.
– Я хочу поговорить с вами, Байрн, – повторил
– Нет, шалишь, не спустишься, – ответил Байрн, – разве только мертвым скатишься сюда кубарем.
– Нет, спущусь, Байрн, – твердо возразил Терье. – Бросьте дурить. Видите, я даже не вооружен. Если хотите, можете держать меня под выстрелом револьвера, пока не убедитесь, что я вам ничего дурного не сделаю. Я единственный человек на судне, который может спасти вашу жизнь, и единственный, который имеет причины желать этого. Но мы должны толком сговориться, а в таком положении говорить нельзя, нас могут подслушать. Я честно поступлю с вами, Байрн, если и вы будете честно обращаться со мною. В случае, если мы не сговоримся, я просто уйду, и вам хуже не будет, чем теперь. Так, значит, я к вам иду.
И, не дождавшись ответа, второй штурман «Полумесяца» спокойно перелез через край люка и скрылся из вида.
Даже Билли Байрн должен был признать храбрость этого человека, а те, которые были на палубе и ничего не знали об отношениях между вторым штурманом и матросом, сочли эту храбрость в некотором роде чудесной.
Терье сразу вырос в глазах экипажа. Как испорчены ни были эти люди, но они ценили храбрость и мужество. Барбара Хардинг была совершенно сражена поступком Терье. Какое необыкновенное бесстрашие и полнейшее равнодушие к жизни! Ей вдруг стало жаль, что она оскорбила его подозрением. Такой храбрый человек должен был иметь благородную душу.
Спустившись вниз, Терье очутился под дулом револьвера, находящегося в руках взбешенного головореза. Штурман улыбнулся при виде насупленного, подозрительного взгляда Байрна.
– Вот что, друг мой Байрн, – сказал он весело. – Было бы глупо с моей стороны утверждать, что я вас спасаю из нежности к вам… Но вы мне нужны. Мы не можем рассчитывать на успех один без другого. Когда вы меня сегодня ударили, я подумал, что вы с ума со шли. Ведь вы помните наш уговор, что я буду с вами более груб, чем обыкновенно, чтобы отвлечь всякое подо зрение, если бы случайно нас застали за разговором? Сегодня как раз мне представился случай хорошенько отделать вас. Ведь мне только и нужно было показать мадмуазель Хардинг, что между нами плохие отношения. Если бы я предполагал, что вы действительно собираетесь меня ударить, то я убил бы вас наповал раньше, чем вы бы до меня прикоснулись. Вы меня захватили врасплох.
Но все это прошлое – я готов все забыть, помочь вам выйти из петли и продолжать наше дело, как будто ничего не случилось. Ну, что вы на это скажете?
– Я не знал, что вы меня в шутку ругали, – ответил потупясь Билли Байрн, – иначе я бы вас не долбанул, сэр. Вы так говорили, будто совсем взаправду.
– Отлично! Значит, с этим покончено, – сказал Терье. – Ну, а теперь выйдете ли вы наверх, если я уговорю капитана назначить вам день или два отсидки в холодной? Он должен все–таки как–нибудь вас наказать, чтобы спасти свою честь. Но я обещаю вам, что вас будут регулярно кормить и что вас не будут бить, как в первый раз. Если Симе не согласится на мое предложение, даю вам слово, что я вернусь и скажу вам.
– Ступайте, – сказал Билли Байрн. – Я не верю вам, как не верю тем; но пусть я лопну, если есть другой выход!
Терье вернулся на палубу и, подойдя к шкиперу, отвел его в сторону.
– Он согласен выйти добровольно, если ему обещать, что он отделается только одним или двумя днями карцера с полным пайком и без порки. Пожалуй, сэр, это самый лучший выход. Мы не можем в настоящем положении лишиться человека, а в случае, если мы по том захотим наказать этого молодца, мы всегда найдем какой–нибудь предлог.
– Отлично, мистер Терье, – ответил шкипер. – Я всецело предоставляю это дело вашему усмотрению. Делайте с парнем, что хотите. Это больше всех, собственно, касается вас: ведь вы – пострадавшее лицо.
Терье немедленно снова спустился в матросскую каюту и вскоре вышел оттуда вместе с Байрном. Билли отсидел два дня в заключении, и этим инцидент был как будто исчерпан. Следствия же его оказались весьма разнообразны.
Во–первых, в сердце Терье зародилась непримиримая ненависть к Билли. Если до этого времени его намерение отделаться от Байрна после того, как тот ему станет не нужен, было продиктовано осторожностью, то теперь оно усилилось жаждой мести.
Происшествие это имело также большое влияние на Барбару Хардинг. Оно показало ей Терье в новом свете и вызвало в ней чувство доверия к молодому человеку.
Его «великодушное» обращение с матросом выросло в ее глазах до степени геройства, но зато ужас, вселенный в нее Билли Байрном, еще более усилился.
Его образ преследовал ее; впечатление, которое произвела на нее его жестокость, было так велико, что хулиган снился ей даже по ночам и она в испуге просыпалась.
После того, как Билли вышел из заключения, ему несколько раз пришлось проходить на палубе мимо девушки. Он заметил, что она всякий раз в ужасе отшатывалась от него, но к своему удивлению, убедился, что такое лестное признание его силы вызывает в нем одну досаду. Эта «кукла» страшно злила его. Прежде он ненавидел ее за те понятия, которые она собою олицетворяла, теперь он ненавидел ее самое.
Терье очень часто проводил теперь время в обществе мисс Хардинг. Дивайн бывал с ней гораздо реже, но, по совету Терье, Барбара держалась с ним так, словно она не подозревает о его роли в ее похищении.
– Пусть он воображает, что вы ничего не знаете, – говорил Терье. – Это дает вам преимущество, которое исчезнет, как только он догадается об истине. Если он ничего не будет опасаться, то вероятно выболтает вам что–нибудь о своих намерениях. Передавайте мне все, что он вам говорит, и мы, действуя сообща, легче сможем расстроить его планы, чем если бы вы порвали с ним всякие отношения. Было бы даже хорошо, мадмуазель Хардинг, поддерживать в нем надежду, что вы согласитесь добровольно выйти за него замуж. Я думаю, это заставило бы его отбросить всякую осторожность и скорее привело к развязке.
– О, мистер Терье, не знаю, смогу ли я это сделать! – воскликнула молодая девушка с гримаской от вращения. – Вы не можете себе представить, как я презираю этого человека с тех пор, как я раскусила его! Он сватался ко мне уже в продолжение нескольких лет, и, хотя я никогда не любила его достаточно, чтобы выйти за него замуж, я всегда считала его верным, пре данным другом. Мне казалось, что его постоянство заслуживает, по крайней мере, симпатии с моей стороны. А теперь, когда он возле меня, я вся содрогаюсь; у меня такое гадливое чувство, точно это какое–то противное пресмыкающееся. Я не могу выносить предательства!