Боксер: назад в СССР
Шрифт:
— Игорь Фролов в соседней палате, он жив, состояние стабильно тяжелое.
Мне поплохело настолько, что я с трудом моргал, не говоря о том, чтобы пошевелиться. Но от слов сестрички стало спокойнее, что ли. Спас-таки пацана, ну не зря здоровьем рисковал. А вот с его папашей любопытней, неужто он решил ответить добром на добро? Мысль я сразу отбросил, обольщаться насчет этого человека мне точно не стоило. Крыши сами по себе не загораются. Что-то подсказывало, что слова о решении вопроса с залом были обыкновенной бравадой. Он просто хотел посмотреть в глаза поверженному
Подумав об этом, я почувствовал, как закололо в висках. Интересно, сколько мне еще вот так лежать овощем? А вообще я многое отдал бы, чтобы посмотреть этому мерзавцу в глаза. И такой шанс очень скоро у меня предоставился.
Когда я снова открыл глаза, то обнаружил, что Виктор сидел напротив койки, зарывшись лицом в широкие ладони. После встал, и оглядевшись, потянулся рукой к проводу прибора искусственной вентиляции легких.
— Тебе хрена ли надо? — я нарушил молчание, вернее, хотел бы, потому что рот закрывала кислородная маска.
На выходе получился болезненный сип.
Витька тотчас отдернул руку. Я краем уха услышал, как где-то стравило воздух или кислород. Бес их разберет. Я еще слишком туго соображал, чтобы понять, что происходит на самом деле. И не гюк ли это вообще? Витька приперся проведать! Глюк, конечно!
— Не знал, что ты в сознании, Мишань, но тем лучше. Ты меня слышишь?
Кивнуть у меня не получилось, но я моргнул, показывая Виктору, что внимательно слушаю.
— Ты меня прости, брат, виноват перед тобой, что так получилось, — ухмыльнулся он гаденько.
Но я на ту сторону не собирался, не дождется. Жалел я только об одном, что не могу высказать всего, что думаю и послать этого двуличного мерзавца. И не могу ему как следует вмазать коронный боковой. Чтобы сразу сестричка соседнюю койку поставила, но уже для Витька.
— Я ведь не со зла, Мишань, не мы такие, жизнь такая, — продолжал кривится собеседник.
Пока Витька говорил, я почувствовал, что воздуха мне катастрофически не хватает — и с каждым его словом всё больше. Похоже, что мой старый враг что-то повредил своей лапой, и прибор искусственной вентиляции засбоил.
— Ты же мне всегда как родной был, как брат… наверное, думаешь, что я мерзавец, — он хмыкнул.
Я понял, что он издевается, пользуясь моей неподвижностью.
— Нет, Мишань, я не мерзавец, это ты — напыщенный старый идиот, живущий прошлым, — тихо и холодно проговорил он, глядя в мои глаза.
Витька нагнулся, его лицо нависло над моим, он схватил меня за грудки. Больничная пижама затрещала.
— Ты мне, сука, сына угробил со своим боксом!
Я смотрел на него не моргая. Вот это поворот, как он все извратил, сука! Да я его сына спас, и он в отличие от папаши, мужиком рос! Растет…
— Ты вымирающий динозавр, таким как ты — уже не место в этом мире, Миша…
Витя вновь потянулся к трубке прибора. Я быстро смекнул, что происходит. Бывший друг решил мне «помочь» отправиться на тот свет. А вот выкуси! Собрав в кулак все крупинки собственных сил, я замахнулся и с хрипом ударил Витька. Не кулаком, а подвернувшейся под руку железным лотком каким-то.
Удар получился не слишком сильным, но точным — прямо в висок. Витька вздрогнул и рухнул на меня. Своим телом окончательно обрывая трубку спасительного прибора. Подача кислорода сразу прекратилась. В груди будто вспыхнул пожар, боль в висках усилилась. Я понял, что не могу вдохнуть, а перед глазами замелькали блики. Стал задыхаться. В голове мелькнула мысль, что отек легких не дает мне нормально дышать. Нахватался яду на пожаре, с моей-то астмой.
Это конец… На удивление спокойно подумал, что умираю. Только на душе стало немного паршиво, что умираю вот так — от рук человека, которого называл когда-то братом. Я так и не смог все исправить.
Мгновение, и мысли в голове замельтешили нестройными хороводами, начали путаться. Перед глазами появился тоннель с белым светом в самом конце, и меня начало в него затягивать. Хотя, наверное, это был всего лишь штампованный глюк. Но теперь уже не важно…
Умирать не так уж и больно… Но твою ж мать! Боже! Я бы все отдал за шанс исправить эту жизнь…
А потом как оборвало.
Глава 2
— Миха! Ты цел, Миха? Скажи хоть что-нибудь? — раздался пацанячий голос.
Я часто заморгал, фокусируя картинку. Ты кто будешь, голубчик? Надо мной буквально в полуметре нависла молодая лоснящаяся харя с деским румянцем на пухлых щеках. Глаза выпучены, как у лемура, под правым глазом расплылся лиловый фингал. А на шее — красный пионерский галстук. Толстый еще такой парнишка, аж пуговицы расходятся в районе пупка… так, стоп! Во-первых, какой я тебе Миха, к чертовой бабушке? Во-вторых, вообще какого лешего тут происходит? Я, кажись, помер, а если и не помер, то отключился из-за нехватки кислорода… или жирдяй — это привратник у входа в рай? Допустим, что я заслужил райскую жизнь, но почему в таком случае я сижу на пыльной земле, а сверху припекает вполне себе земное солнышко?
Рядом лежал кожаный мяч грязно-бежевого цвета, глаз невольно зацепился за необычную маркировку на нем. Штамповка на нем гласила: «мяч футбольный, Синьковская кожгалантерейная фабрика, ОСТ 62–42–75».
Рядом с мячом валялась раскрытая деревянная шахматная доска с потертыми клетками. Фигурки были разбросаны вразнобой по земле.
Вопросы закружились вереницей, ставя меня в тупик. Правда, особо не до подумать было, потому что толстяк вдруг схватил меня за грудки и принялся судорожно трясти.
— Вставай!
Ну и я недолго думая, на автомате влепил хулигану боковой в ухо.
БАМ!
А нечего руки распускать. Тело среагировало послушно, как будто не было на плечах почти семи десятков прожитых лет, щедро приправленных спортивными и бытовыми болячками! Удар получился плотным, но одновременно каким-то вялым, будто не ударил, а так, похлопал ладошкой по одному месту. Резкости не хватило.И силы. Вот и толстяк не упал, хотя даже в семьдесят в моих руках остался ещё, так сказать, динамит. На двоих таких пионеров точно хватило бы…