Болеславцы
Шрифт:
В ночь, вокруг домика на Скалке, расположился уже целый стан собравшихся и со страхом оглядывавшихся на замок.
На все четыре стороны были отправлены гонцы, а когда взошло утро нового дня, останки мученика были убраны: вместе с ними исчезли также следы совершенного убийства, а костел стоял с закрытыми дверями, опечатанными огромными печатями. И в этот день уже не благовестили.
На Вавеле, в то же утро, черные печати висели также на вратах костела Св. Вацлава.
Гробовая тишина царила в замке. Король засел в нем, окопался и не показывался. Ночь и день ходили у ворот
На третий день можно было видеть, как через Вислу переправился отряд ратных людей, вошедший в город и расположившийся у подножия Вавеля. Предводительствовал Лелива. На следующее утро подошел во главе такого же отряда Крук, а к ночи Бжехва с третьим. Все ополчение молча, соблюдая тишину, расположилось невдалеке от замка, в окна которого виднелся ратный стан.
Король приказал наточить мечи, приготовить луки и метательные копья; пересчитал людей. Немного было их при нем. Остальные были разбросаны по замкам, в пограничной полосе, в городах, где испокон веков сосредоточивались воинские силы, являвшиеся на королевский клич, так как в одном месте их было трудно прокормить.
Из этих ратных сборищ шли плохие вести. Духовенство уже снюхалось с вождями; то тот, то другой, под разными предлогами, отказывались явиться; одни отмалчивались; другие прямо подымали знамя бунта. В то же время воеводы и жупаны захватывали власть.
С каждой новой вестью король, казалось, был готов сорваться с места, ринуться вперед, чтобы наказать виновных… но не хватало сил. Ему стыдно было просить подмоги, посылать за нею к венгерскому королю. Не хотелось показать перед чужими свою слабость; все еще казалось, что можно одолеть отвагой. В замке шли спешные приготовления.
Однажды в сумерки король приказал позвать Буривого. Воинский стан под замком, бывший постоянно под глазами, раздражал Болеслава, будил в нем гнев.
— Поезжай, — сказал он Буривому, показывая в окно на Вислу, — поезжай к тем людям и спроси их, чего им надо, зачем они стоят здесь?
Буривой, который со дня убийства, содеянного королем, все еще не пришел в себя и бродил, как шалый, ничего не ответил и собрался в путь. Он не взял с собой ни спутников, ни лошади, а совсем один, с коротким тесаком у пояса, смелым шагом направился в стан у подножья Вавеля.
Когда оттуда увидели одного из болеславцев, почти безоружного, приближавшегося к шатрам, великое изумление овладело ополченцами; никто по пути не остановил его, никто не осмелился ткнуть пальцем.
Его пропустили до самого шатра Леливы, который он нашел, спрашивая встречных.
Здесь, в кругу, сидели все вожди. Они взглянули на вошедшего; одни знали его в лицо, другие по одежде догадались, что он принадлежит к королевскому двору. Никто, однако, не привстал, не поздоровался; а хозяин презрительно окинул его взором исподлобья.
— Як вам от короля, — начал Буривой.
— От какого? — спросил, опершись на руку, старик. — От короля! Мы не знаем никакого короля, а тот, который был, подпал проклятию и лишен короны. Нового мы еще не выбирали.
—
— Они миропомазают их на царство и коронуют, — вставил священнослужитель, сидевший рядом с Леливой.
— Не мое дело, а ваше, — ответил Буривой, — так вот, я прихожу от Болеслава, сына Казимира, который, по-моему, как был, так и остался королем. И спрашиваю: зачем раскинули вы стан под самым его замком? Войну ли с ним вести хотите? На помощь ли пришли? Король, всемилостивейший мой повелитель, должен знать.
На этот вопрос никто из присутствовавших не ответил. Они посматривали друг на друга, точно совещаясь, с чем отправить посланного. Буривой, прождав напрасно, воскликнул, наконец, нетерпеливо.
— Что ж! Видно вы ему враги!
Лелива глядел в землю и бороздил ее мечем, который держал в руке. Из-за его спины встал тогда священник преклонных лет, с очень резкими чертами лица, и с негодованием показывая пальцем на придворного, стал говорить:
— Скажи ты этому разбойнику, запятнанному кровью, скажи этому Каину, что собрались земские люди, стеречь его и держать в осаде, пока не выживут его из края. Они не хотят мараться его кровью, но он должен удалиться из страны.
Буривой, возмущенный, вскрикнул; хотел что-то сказать, но его заулюлюкали, записали, и, закинув головы, стали махать руками и кричать:
— Прочь с нашей земли! Прочь! Прочь!
Не скоро удалось Буривому заглушить кричавших и добиться, чтобы его выслушали. Тогда он воскликнул:
— Не так-то легко выгоните! Справлялся он и не с такими, похуже и посильнее вас врагами! Посрамит и вас!
Земские люди стали смеяться, издеваться и, не отвечая, ругались над Буривым. Поворачивались к нему спиной, показывая, что не хотят иметь с ним дела. А ксендз при нем же послал мальчика за книгой и святой водой, чтобы освятить молитвой место, оскверненное нечистым человеком.
Буривой был слишком горд, чтобы после такой встречи долго препираться с противниками. Бросив им в глаза несколько оскорбительных проклятий и погрозив им кулаком, он в бешенстве выбежал из шатра. Когда же проходил по стану мимо стоявших кучками ратных людей, то с трудом стерпел насмешки, издевательства, плевки, угрозы, которые сыпались ему вдогонку. Он никого не смел задеть, так как иначе не вернулся бы живым. Когда же пришел в замок, то был так взволнован, так расстроен, что не пошел прямо к королю, а чтобы сначала обдумать все, что ему наговорили в стане, притаился в укромном уголке. Так просидел он долго, пока, наконец, его не потребовали к королю.
— С чем приехал? — нетерпеливо крикнул Болеслав. — Выкладывай!
— Не с чем было торопиться, — угрюмо ответил Буривой, — они не хотят вас знать. Кричат, чтобы уходили из страны.
Король, стоявший лицом к говорившему, в гневе набросился на него:
— Моя земля, не их! Моя! — кричал он во весь голос. — Никто не снимет с моей головы корону. Хотят войны? Так будет им война… да, будет!
И король приказал Буривому дословно повторить все то, что слышал в шатре Леливы; сам же стал подумывать об обороне замка.