Болезнь претендента
Шрифт:
– У вас должен быть оппонент. Уже известно, кто он?
– Да. Это Дмитрий Петрович Викентьев, бывший врач ЦКБ.
– Что-то я слышал о нем, – вспомнил Александр Борисович. – Это тот самый, который сначала подтвердил факт отравления, а потом собрал другую пресс-конференцию, где это уже отрицал. Его потом уволили из «Кремлевки».
– Викентьев ходил жаловаться генеральному прокурору. Тот потом даже звонил мне.
– Вячеслав Устинович? – удивился Турецкий. – Здорово, видать, достал его ваш оппонент, раз он звонил. Но это все не дает ответа на вопрос, почему им понадобилось вас опозорить, уличить во взяточничестве. Ведь ваш прокурор на своей пресс-конференции тоже заявил, что никакого отравления
В разговор вступил Владимир Максимович:
– Вы меня извините. Может, я чего не понимаю, только мне кажется, что вся эта верхушка «Неделимой России» всячески поддерживает своих однопартийцев.
– Вот! – воскликнул Турецкий, и Владимир Максимович зарделся от смущения. – Сейчас я попрошу кое-что выяснить, и, возможно, после этого все станет на свои места. Светлана, – сказал он, позвонив Перовой, – помнишь, ты говорила, что на пресс-конференции прокурора Рыкалова познакомилась с журналистом из местной задиристой газеты?
– Было дело. С Леонидом Хаустовым.
– Тебя не затруднит выяснить через него одну вещь? Наверняка это в газете знают или легко могут узнать.
И он объяснил Перовой, что именно требуется.
В ожидании ответа мужчины заговорили о том, что делать с деньгами. Особенно это волновало Владимира Максимовича.
– Мне с такой суммой ходить страшно, – признался он. – Боюсь, либо украдут, либо сам потеряю. Как бы мне от них побыстрее избавиться?
– Это типичный вещдок, и я буду чертовски признателен за то, что вы передадите их нам. Только нужно все это соответствующим образом оформить.
У предусмотрительного Турецкого при себе был бланк протокола изъятия, Артур Михайлович позвал двоих врачей – они стали понятыми. И пока они оформляли передачу денег, тяготивших Владимира Максимовича, интенсивно работала цепочка Перова-Хаустов-Станислав Фокин, известный в московских журналистских кругах под прозвищем Фокстерьер. Именно он разузнал новость, которую тотчас передал красносибирским коллегам, те по цепочке в обратном направлении, и в тот момент, когда злополучные меченые евро уже перекочевали к следователю, ему позвонила Светлана Перова и сообщила:
– Александр Борисович, Викентьев на днях вступил в партию «Неделимая Россия». Причем принимали его в Красносибирске, и там же он стал членом политсовета местного отделения.
Глава 9 УТРО ТУМАННОЕ
Владислав Игоревич Корсарин рвал и метал, от негодования полковник милиции не находил себе места. Что же за пентюхи работают у него, если не смогли провести такую простенькую операцию! Гнать нужно всех поганой метлой к чертовой бабушке!
Он и Базилевский рассматривали несколько вариантов, как поставить на место слишком разболтавшегося профессора Плиткина, завзятого оппонента их человека, московского врача Викентьева. Артур Михайлович уперся словно баран и продолжал гнуть свою линию насчет умышленного отравления Самощенко. Если такого вовремя не опозорить, он никогда не заткнется.
Сначала намеревались обвинить Плиткина в том, что он использовал неопубликованные работы своих коллег, то есть занимался научным воровством. При хорошей подготовке способ практически беспроигрышный. Настораживала только узость его эффекта: на это могут среагировать только специалисты. Но ведь не из одних медиков состоит электорат.
Потом склонялись к тому, чтобы приписать Артуру Михайловичу использование донорских органов живых людей. Не впрямую, конечно, он не хирург, а в качестве консультанта. Тут и самому проверить трудно. Вроде бы посоветовал коллегам что-то дельное на ходу оказалось, как раз тем, которые химичили с органами. Тоже хороший способ, однако громоздкий, требует кропотливой многоступенчатой подготовки.
В конце концов остановились на элементарной взятке. Явление старое, но вечно молодое, известное всем от мала до велика и до сих пор вызывающее возмущение. Врачи тоже берут, тоже люди, жить каждому хочется. Нужно вручить рассеянному Плиткину коробочку конфет, от такой мелочи не откажется самый принципиальный человек, а внутри пусть лежат деньги. Снабдили тысячей евро. Купюры меченые, однако настоящие, не фальшивые, подотчетная сумма выделена бухгалтерией на время операции из бюджета ГУВД. Потом две тысячи нужно обязательно вернуть.
У Корсарина был агент по фамилии Ольшанский – забитый, безропотный человек, не лишенный, впрочем, природной хитрости. Владислав Игоревич считал его хорошим осведомителем. До выхода на пенсию тот работал на небольшой должности в научно-исследовательском институте, а сейчас служил в охране телецентра. Его сто раз предупредили, что в коробке деньги, а не конфеты. Он должен был вручить коробку Плиткину якобы в благодарность за выздоровление жены. У Ольшанского очень слезливый вид. Глядя на него, сразу поверишь, что у него и жена больная, и дети неприкаянные (так, собственно говоря, и есть на самом деле).
Конечно, капитан Толкачев что-то прошляпил. Он должен был сразу завалиться с двумя милиционерами к Плиткину сказать, что поступило сообщение о взятке в крупных размерах, взять коробку, пересчитать деньги и так далее. Неизвестно, где его так долго черти носили. Наверное, уже обмывал успешную операцию, он вообще выпить не прочь. Так или иначе, за то время, когда ушел Ольшанский и пришли милиционеры, профессор успел отдать коробку одной из медсестер, которая унесла ее в ординаторскую, где девушки пили чай. Больше того – когда Толкачев пришел туда, коробки и там не оказалось. Якобы ее взяла одна из медсестер, которая ехала в гости, и подруги навязали эту коробку ей. Мол, зачем тебе тратиться на конфеты, у нас их полно, вон сколько добра пациенты нанесли. А эта Мякотина к тому времени уже уехала, причем неизвестно куда. Наконец недотепа Толкачев дождался, пока с работы придет ее мать и скажет, у кого в гостях находится дочь. Та была в семье неких Бурмистровых. На вопрос капитана Зинаида ответила по телефону, что коробку они уже раскрыли и половину конфет съели.
И началась бодяга. Когда Толкачев приехал на квартиру Бурмистровых, те действительно показали ему изрядно опустошенную коробку конфет «Король-олень», которую привезла с собой Зинаида. Теперь непонятно, к кому придраться. Ольшанский клянется и божится, что коробку профессору вручал, да тот и не отрицает. Конечно, особой веры Ольшанскому нет. В больницу он ехал вместе с милиционерами. Машина осталась возле главного входа, и дальше, на территорию, он прошел один. В том корпусе, где работает Плиткин, на первом этаже есть маленький магазинчик, где можно купить кое-какие лакомства для больных. Набор «Король-олень» там не продается. Может быть и такой вариант – по пути четверо договорились купить коробку настоящих конфет, отдать ее Артуру Михайловичу, а деньги разделить между собой. Маловероятно. Трудно предположить, что сам Плиткин мог заменить коробку и отдать медсестре Ларисе Шахворостовой другую. А дальше не поймешь: медсестры утверждают, что ничего не меняли, то же самое утверждают Бурмистровы. Совершенно непонятная история. Так либо иначе ясно одно: казенные деньги пропали. Неясно другое – в чьих руках они оказались. Если в руках милиционеров или агента, это еще полбеды, украли и украли, пускай подавятся. Если же их припрятала, условно говоря, плиткинская сторона, получается совсем другой коленкор, это уже катастрофа. Тогда начнется страшный шум, скорее всего, в прессе, и многим несдобровать, в первую очередь достанется ему. Из-за такой ерунды можно проколоться.