Больница скорой помощи

Суслин Дмитрий Юрьевич

– Почему нетактично? – вмешался в разговор Сергей. – Почему мы никогда не говорим про моего отца? В конце концов, что в этом такого?

Женщины смутились и покраснели.

– Сережа, как ты можешь? – удивленно подняв брови вверх, воскликнула Маргарита Васильевна.

– Я давно уже не ребенок, – сказал Сергей, – могу во всем разобраться без слез и душевных терзаний.

Маргарита Васильевна положила вилку и нож на тарелку и спросила:

– Что ты хочешь узнать?

– Более подробную историю смерти моего отца.

– Странно, – Маргарита Васильевна явно была в смятении, она даже встала со стула, –

прошло столько лет, ты никогда не интересовался прошлым. Ничего необычного или странного я тебе рассказать не могу. Все было настолько банально и пошло.

– Говори, Марго, говори, – подбодрила ее Надежда, – раз он хочет знать все, пусть знает все. Ты думаешь, что будешь спать спокойно, когда все узнаешь, Сереженька?

– Не твое дело! – огрызнулся Сергей. – Что ты всегда лезешь не в свои дела?

Тетка обижено поджала губы и замолчала.

– Ладно, слушай, – сказала мама. – Только не думай, что я знаю больше тебя. Твоего отца нашли в бессознательном состоянии в сквере около пединститута. Рядом с ним валялась пустая бутылка от водки. Те, кто его нашел, вызвали скорую помощь. Валентина увезли, но спасти не смогли. У него было острое отравление, и врачи не смогли определить, каким ядом он отравился. Валя промучился трое суток и умер, не приходя в сознание. Все! Больше я тебе ничего не могу сказать. Официальная версия – самоубийство.

– А неофициальная? – спросил Сергей.

Маргарита Васильевна вздрогнула.

– Неофициальная? – растеряно спросила она.

– Да.

– Как тебе не стыдно, Сергей? – вмешалась Надежда. – Какие еще могут быть неофициальные версии?

– Я хотел спросить: кто еще мог подсыпать моему отцу яду кроме него самого?

Женщины молчали. Сергей смотрел на них чуть ли не обвиняющим взором, словно перед ним сидели отравительницы. Первой опомнилась Надежда.

– Хорошо, если ты не веришь, что твой отец сам отравился, делай выводы. Тебе известно, что у твоего отца перед смертью была любовница?

– Я не могу это слышать! – Маргарита Васильевна вышла из зала и скрылась в своей комнате.

Сергей молчал.

– Он обманывал твою мать. И все об этом знали, кроме нее, разумеется, – продолжала Надежда. – Марго наивная женщина. Наивная и очень чистая. Ей это даже в голову не могло прийти, что ее обманывают. Она продолжала любить твоего отца, несмотря на то, что он был горький пьяница. И он сам страдал от этого. Но ничего не мог с собой поделать. Ты знаешь, что тогда простому смертному невозможно было от этого вылечиться. Это сейчас экстрасенсы, кодирование, закапывание в глаза и так далее. Раньше этого не было. Кодировали только высших партийных чиновников. Вся страна спивалась, и твой отец вместе со всеми. А тут еще эта Елена Прекрасная! – Надежда презрительно фыркнула, и Сергей понял, что речь пошла о любовнице. – Эта низкая женщина, оказалась для твоего отца последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Он обманывал твою мать и сам страдал от этого, но ничего не мог поделать с собой. Слабости были сильнее его. Он запутывался все больше и больше, в конце концов, ты же сам помнишь последние месяцы его жизни с тобой и мамой.

– Да, это было невыносимо, – вынужден был признаться Сергей.

– Ага! – как-то хищно обрадовалась Надежда. – Ты ведь был ребенком, но тоже все понимал. Я помню, как ты смотрел на него.

– Как?

– Ты смотрел на него так, словно он мешал тебе. И вообще, странный ты был мальчик. У тебя не было ни злости, ни ненависти, как у других детей. Ты просто смотрел сквозь него, как будто его и не существовало. И я видела, что ему от этого было тяжелее всего. Вот он и не выдержал.

Надежда сделала паузу и стала закуривать сигарету с ментолом. Из комнаты матери не раздавалось ни звука. Сергей тоже молчал. Тетка немного успокоилась и продолжила:

– Он вообще был слабым человеком. Никогда не мог выстоять перед трудностями, особенно моральными. Он не смог ни выучиться, ни нормально работать. Он был неудачник. Сейчас таких людей оправдывают, говорят, мол время было такое, которое губило любые способности и таланты, но я этому не верю. Он был просто слабаком и неудачником. И не поверю я никогда, что его отравили. Кому он был нужен? Ленка его отравила! Да ерунда это! Она слишком глупа. Идиотка. До сих пор живет одна. Дура! Нарожала троих детей неизвестно от кого, теперь ходит как нищенка с помойки. Тьфу! А жизнь чужую разрушила. Но видимо Бог есть. Ей это в наказание. А впрочем, я тоже не имею права никого судить. Ни ее, ни твоего отца. И ты тоже не имеешь на это право. Тебя тоже трудно назвать любящим сыном.

Сергей усмехнулся. Внешне он был совершенно спокоен. Его волнение выдавали только пальцы, которые судорожно мяли салфетку. Надежда, наконец, замолчала. Весь пыл ее разом улетучился.

Она и так сказала за этот раз больше, чем за всю прежнюю жизнь. Но видно было, что она довольна, потому что выговорилась. Впервые за столько лет высказала все, что у нее на душе.

– Вот и поговорили, – сказал Сергей. – Когда-то это надо было сделать. Почему не сегодня? А то сплошные тайны, да догадки. В общем, ничего нового для себя я не узнал. Просто поворошили старое грязное белье. Даже противно.

– Ты сам начал этот разговор.

Вошла Маргарита Васильевна.

– Зря я это сделал. Прошу меня простить. – Как ни в чем ни бывало, Сергей принялся за еду.

– Я думаю нам надо снять стресс, – сказала Маргарита Васильевна и достала из старинного буфета графинчик с коньяком. – Армянский, твой любимый.

Остаток вечера прошел мирно. Все вели себя так, словно ничего не произошло. Включили телевизор и посмотрели старый фильм с Валентиной Серовой в главной роли.

– Ты не останешься ночевать? – спросила Маргарита Васильевна, когда фильм закончился.

– Нет, пожалуй. – Сергей направился к выходу. – У меня еще есть дела на сегодня. Боюсь, спать не придется.

– Ты будешь печатать фотографии? – спросила Надежда.

– Да, – улыбнулся племянник.

– Не забудь сделать фотографию, где я на фоне уплывающего парохода.

– Конечно, не забуду. – Сергей прощался не долго. Оказавшись на улице, он облегченно вздохнул.

Он вышел на улицу и полной грудью вдохнул холодного ночного воздуха. Было уже темно, и увидеть что-либо было невероятно трудно. Фонарь, свет которого затерялся в кроне старых густых тополей, не рассеивал темноту, а сгущал ее еще больше. Сергей закрыл глаза и задумался. Так он стоял несколько минут, совершенно не шевелясь. Со стороны он был похож на каменную статую. Но некому было на нее смотреть. Приближалась полночь, и на улицах, а тем более во дворе этого старого, стоявшего на окраине дома, никого не было.