Больно не будет
Шрифт:
Он пришел, чтобы вытащить меня невредимой. Но у него не получается.
Это моя ошибка — я подняла глаза, я спровоцировала. Придется расплатиться. Я киваю Ярославу еще раз, теперь решительнее, кусая губы, пытаясь перестать трястись.
Купила сережки…
Ярослав стоит, приподняв руки вверх, на него направлены сразу три дула огнестрельного оружия. Его взгляд мечется по комнате.
— Быстро, — рявкает вожак, не отрывая глаз от фигуры бойца. — А ты только дернись.
— Он покалечит ее, — говорит Ярослав с нажимом, я вижу, как сильно
— Он будет осторожен, — командует вожак.
Психованный дергает меня в сторону. Хоть бы увел в соседнее помещение, чтобы никто не видел… в этот момент мне наперерез выходит другой грабитель:
— Я первый!
— Чего?! — орет психованный. — Ты вообще хотел ее отпустить!
— Если мы все равно сваливаем из страны, то похрену.
Все снова катится к черту! Был чудовищный план, но хотя бы план… меня дергают за руку в другую сторону, я падаю на колени, под крики вожака эти двое начинают драться между собой. Все на нервах и ведут себя неадекватно. Я не могу понять, откуда это иррациональное желание спариваться в экстремальной ситуации?!
— Чертова сука! — орет вожак и направляет на меня пистолет. — Нет суки, нет проблемы!
Ярослав совершает техничное движение вперед и выбивает оружие из его рук. Сбоку от меня психованный падает замертво.
— Ложись, снайпер! — кричит Ярослав мне.
Я закрываю глаза и сжимаюсь в комок. Происходящее дальше — оглушает: крики, выстрелы, удары! Звон разбитого стекла! Еще и еще!
Я не понимаю, что происходит. Я просто зажмуриваюсь и замираю. Даже визжать не получается! И только через несколько мгновений осознаю, что лежу на полу, придавленная к земле обнаженным большим телом. Мужчина меня обнимает со всех сторон, прикрывая как щитом от происходящего кошмара. Вокруг пыль, крики, беготня! Я полностью дезориентирована, знаю только, что он меня защищает. Вцепляюсь в его плечи, вонзаюсь в них ногтями, едва отдавая себе отчет, что, должно быть, причиняю боль.
Следующая мысль — он дышит. Значит живой, Господи! Я плачу, радуясь, что стрельба закончилась, а мы оба дышим. По моему лицу текут слезы.
Мой спаситель живой, я купаюсь в его запахе — запахе безопасности. Когда через несколько мгновений его пытаются от меня оттащить, я кричу как сумасшедшая, цепляясь за него руками и ногами. Дикая раненая кошка на грани между жизнью и смертью. Сражаюсь из последних сил, брыкаюсь, дерусь. Я не могу остаться без него, он мой щит, мой герой! Он… единственный, кто на моей стороне! Во всем мире!
А потом я вижу кровь. Она повсюду. На нем, на моих руках…
— Все хорошо, девочка, — меня поддерживает боец спецназа с надписью «СОБР» на груди и в жуткой маске с изображением паука. В прорези я вижу голубые обеспокоенные глаза. Уверенный низкий голос продолжает: — Все закончилось. Ему нужна помощь, он ранен. Ты в безопасности, ты умница, справилась. Позволь дальше медикам делать свою работу.
Глава 4
Даже в детстве мне не уделяли так много внимания, как в эти дни. А ребенком я была избалованным, папиной принцессой. Потом отца уволили с высокой должности, доходы резко упали, а жизнь изменилась.
Со мной разговаривают врачи, психологи, полицейские. Пытались и журналисты, но я отказалась давать интервью. По первым же вопросам догадалась, к чему они клонят — им нужно за что-то зацепиться, чтобы раздуть скандал. А я не в том состоянии, чтобы ловко лавировать между скользких тем и взвешивать каждое слово. Штурм пошел не по плану, начался в тот момент, когда заложница все еще находилась в здании, я могла попасть под раздачу.
А еще я поняла, что никакого вертолета не было. Не было летчика-самоубийцы, согласившегося вывезти непредсказуемых преступников из города. Не было приказа идти на уступки.
Спецназ готовился к штурму. Вожак был не так прост, а после недавнего случая, когда мирный переговорщик ликвидировал террориста, и вовсе не доверял якобы милым психологам.
Бойцам нужно было поднять жалюзи, чтобы смог работать снайпер. И по возможности освободить побольше людей. Каким-то образом они выяснили о пристрастиях вожака, выбрали парня, который в его вкусе. Попытались обыграть.
Смело, абсурдно! Он вызвался сам.
Если бы штурм начался, когда мы все находились внутри, процент выживания был бы явно ниже ста.
Я честно рассказала, как все было, — и врачу, и начальнику Ярослава, солидному мужчине по фамилии Тодоров. Да, следовало бы скрыть факт моей глупости. Мне велели смотреть в пол, но я не послушалась. И он за это пострадал. В ходе драки он получил сотрясение, двойной перелом нижней челюсти, на которую пока наложили шину и которую планируют прооперировать через пару дней. Прогнозы благоприятные, после всех манипуляций и реабилитации он сможет говорить и кушать твердую пищу. Хоть бы это так и было!
Руководству Ярослава понравилось, что я не стала выгораживать себя, — наоборот, старательно оправдывала их спеца, требовала его наградить. Мне разрешили его навестить в больнице, где я столкнулась с его родителями. И снова все честно рассказала. Они имеют право знать, что их сын — герой.
Если отец отнесся с пониманием — он тоже при погонах, то мама выволокла меня за волосы из палаты и пожелала всего самого страшного. Она была на эмоциях, я ее не виню.
Вечером мне позвонили с незнакомого номера и сообщили, что Ярослав не спал и был свидетелем сцены в палате, ему понравилось, что я пришла. И если я хочу, то могу проведать его еще раз, чтобы пообщаться без свидетелей.
Он слегка приподнимается и я подтягиваю подушку повыше, чтобы он мог принять более удобное положение полусидя. Пульс стучит в висках, я все время смотрю ему в глаза, пытаясь прочитать мысли. Что если он меня ненавидит? Презирает? Ассоциирует с болью?
Если бы мне не позвонили прошлым вечером, я бы не решилась прийти снова.
Что-то нужно сказать. Поблагодарить? Его глаза немного мутные, да и в общем он выглядит неважно: сильный отек на лице, губы синие, челюсти в прямом смысле намертво сцеплены шиной. Для закрепления эффекта подбородок зафиксирован пращей.