Больно не будет
Шрифт:
— Вы про того дедушку говорите, у которого одна нога деревянная?
— Нет, милый! То есть...
— А правда, если у него нога деревянная, он не утонет? На ней поплывет — да? Тетя Кира, правда?
— Конечно, Кузя!
— А вот и нет! — вмешалась молчаливая Оленька. — Когда нога деревянная, все равно голова утонет. Потому что тонет голова, а не нога. Вот если бы голова деревянная!
— Как у вашего папы, — заметила Галя.
— У папы разве деревянная? — удивился Кузя. — А я не знал.
— Мама шутит, — вступилась Кира. — Она иногда так шутит,
В общем, она уходила от подруги успокоенной. Видимо, на этот раз все обойдется без эксцессов. Галка к концу чаепития пришла в совсем веселое настроение и даже намерилась Киру проводить до остановки. Пока она наспех подкрашивалась в ванной, Ангелла Кондратьевна успела шепнуть Кире свое заветное, сто раз говоренное:
— Не могу простить Виктору этого поступка! И даже не могу его понять. Ведь она такая беззащитная! И дети!
— Он часто вас навещает?
— О нет! — ответила Ангелла Кондратьевна на всхлипе.
«В сущности, это удивительная женщина, — подумала Кира. — Она осталась жить с невесткой и внучатами, да еще с какой невесткой! И ничего. Не хнычет и не убивается. Вот у кого бы поучиться стойкости и самоотверженности».
От остановки автобуса до своего подъезда Кира шла медленно. Ей все еще не хотелось домой. Она думала о Галке Строковой с состраданием. Она вспомнила тот страшный зимний вечер три года назад, вскоре после ухода Галкиного последнего недолгого мужа, капитана бронетанковых войск. Это был доброжелательный, спокойного нрава человек, его добродушия, казалось, могло хватить на целую армию, но и он не выдержал противоестественного житья с матерью предыдущего мужа и с двумя чужими крохами, а Галка не перенесла его ухода. Она не слишком любила бравого капитана, но как-то быстро с ним освоилась и привыкла к нему, и его уход, похожий на бегство, ее подкосил окончательно. В тот вечер около десяти позвонила Ангелла Кондратьевна и, ничего не умея объяснить, давясь рыданиями, только и кричала в трубку: «Ужасная беда! О-о!»
Кира с Гришей сели на такси и приехали. В квартире уже орудовал врач «Скорой помощи». Галка в ванной вскрыла себе вены на обеих руках. Кузя и Оленька мирно спали в общей кроватке. Им было по два годика. Галя их не пожалела. Она была без сознания, лежала на кровати с таким же белым лицом, как бинты на ее кистях. Врач сказал, что опасности нет, но придется отвезти ее в больницу. Гриша вспомнил, что у него одна группа крови с Галей. Он помог нести носилки и уехал в больницу на этой же машине.
Самое ужасное ждало Киру в ванной. Там осталась Галина кровь, уродливые мазки на голубой кафельной плитке и розовая пена в раковине и повсюду. Кира набрала тряпок и стала все это замывать. Она живо представила, как Галка хваталась за стены в жуткой, предсмертной тоске. Она делала это молча, не звала на помощь. Ангелла Кондратьевна заглянула в ванную по какому-то наитию. Никогда прежде она себе такого не позволяла. Наверное, поэтому Галка и не заперла дверь. Она рассчитывала, что успеет умереть.
— Почему она не заперла дверь? — спросила Кира у Ангеллы Кондратьевны.
— Это Виктор виноват, Виктор, мой сын! — ответила та, трепеща, и неожиданно громко икнула. Этот ответ показался Кире вполне логичным.
Гриша смотрел по телевизору какой-то допотопный фильм. Он любил проводить вечера у телевизора, хотя и понимал, что эта привычка не делает ему чести. Он оправдывался тем, что издевался над всеми передачами подряд, вдобавок одновременно читал какую-нибудь серьезную книгу. Кира рада была, что он, по крайней мере, не торчит на кухне и не делает ей замечаний по хозяйству, как это свойственно некоторым другим мужьям.
— Ну что там у Галки? — спросил Гриша без особого энтузиазма. — Опять выкобенивается?
— Все в порядке. Успокоилась. — Кира подсела к нему на спинку кресла, и он привычно обвил рукой ее талию. Уютная вечерняя ласка.
— Чай только что вскипел. Ты ужинала? Я купил кекс.
— Представляешь, начальник пригласил ее в ресторан.
— О-о! Она, значит, от радости занедужила.
— Милый, не язви. Галя действительно несчастный человек.
— Она из тех страдалиц, которым необходим зритель. — Гриша подождал ответа, но Кира лишь теснее к нему прижалась. — Да, вспомнил. Тебя просила позвонить Нателла Георгиевна.
Кира обеспокоилась.
— А что ей надо? Теперь уже поздно, наверное, звонить. Что ей надо, она не сказала?
— Позвони, позвони, не съест она тебя.
Кира унесла телефон в коридор, набрала номер. Она нервничала еще и потому, что Нателла Георгиевна, наверное, начнет расспрашивать о визите к врачу, а Кира скрывала свою странную болезнь от мужа — да и болезнь ли это? Может, дурь. А вот Гришка выскочит сейчас в коридор и начнет слушать, разиня рот, с такой гримасой, будто он застукал ее на месте преступления. Это одна из его любимых шуточек — изображать из себя ревнивца с буйным темпераментом. У него, правда, смешно получается, когда он стискивает голову ладонями, скрипит зубами, а потом начинает шарить вокруг себя — ищет кинжал.
— Я вас не разбудила, Нателла Георгиевна? Это Кира.
Нателла Георгиевна иронически хмыкнула, сказала, что она вообще не спит по ночам, дальше, как и ожидалось, поинтересовалась Кириным здоровьем. Кира, глядя на дверь в комнату, откуда должен появиться муж, уверила старшую подругу и наставницу в своем полном благополучии и еще раз горячо поблагодарила за заботу. И тут после небольшой паузы Нателла Георгиевна сказала, разбавив слова своим негромким, хрипловатым смешком:
— Ну раз ты здорова, лисенок, пора тебе подумать о будущем. Как ты считаешь?
— Конечно, — согласилась Кира. — А что вы имеете в виду?
Нателла Георгиевна имела в виду, что хватит такой хитрой и образованной женщине, как Кира, прохлаждаться в редакторах, не пора ли ей подумать о повышении по службе. Кира умела не удивляться без надобности.
— А разве есть для меня вакансия?
— Что значит — есть вакансия? Вакансий не ждут, их организуют, мой котенок. Прождать можно до пенсии. Такой вариант тебе подходит — ждать до пенсии?