Болотная трава

Адамов Аркадий Григорьевич

— А мы с собой привезли, — весело ответила Катя. Виталий с удивлением отметил про себя, как она изменилась, совсем исчезли робость и скованность, Катя стала энергичной, жизнерадостной и даже, как ему показалось, похорошевшей.

Все, вытерев ноги, прошли по очереди в маленькую прихожую и, сняв там пальто и плащи, тут же оказались в заставленной, тепло натопленной комнате. На столе у окна стоял пузатый блестящий электрический самовар, в глубоких тарелках лежали толстые баранки, усыпанные маком, и дешёвенькие липкие карамельки.

Обстановка в комнате была самая скромная и старенькая, а вся стена возле двери, ведущей в следующую комнату, была увешана всевозможными фотографиями, за некоторые из них были засунуты букетики увядших цветов.

Возле стола сидел толстый бритоголовый человек с чёрными пушистыми усами и такими же чёрными могучими бровями, под которыми блестели живые и, как показалось Виталию, хитрющие глазки. Одет человек был в добротный тёмно-синий костюм. Белая сорочка и голубой полосатый галстук придавали ему слегка торжественный вид, и было очевидно, что он собрался в Москву с какими-то визитами. Это был Иван Фомич. Так он и представился, сильно и энергично пожав приезжим руки. Есть люди, которые своим пожатием как бы стремятся самодовольно продемонстрировать свою силу, энергию, даже некую значительность и словно заранее стремятся взять верх над встречным человеком. Так пожимал руку и Иван Фомич.

Виталий решил не скрывать цели своего приезда, умолчав, однако, лишь о происшедшем убийстве.

— Из милиции мы, Авдотья Спиридоновна, — сказал он, больше при этом наблюдая не за старушкой, а за её гостем и успев заметить, что сообщение это явно Ивана Фомича насторожило и обеспокоило.

Отметив это про себя, Виталий продолжал, уже имея в виду этого нового, весьма заинтересованного слушателя:

— Пришлось нам в Москве задержать одного молодого человека. А вы его, оказывается, знаете. И Катя вот тоже знает. Да и Иван Фомич, кстати говоря, тоже должен знать. Ну а нам надо с ним получше познакомиться, понять, что он из себя представляет, чтобы правильно его вопрос решить.

— Так оно и положено, — одобрительно прогудел Иван Фомич, но в маленьких его глазках под лохматыми бровями застыло беспокойство.

— Это Гарик, бабушка, — не утерпев, выпалила Катя.

— О господи! — воскликнула Авдотья Спиридоновна, всплеснув руками и чуть при этом не опрокинув чашку. — Да чего же это он натворил, паскудник?

— Ведь вы тоже его знаете? — обратился Виталий к Ивану Фомичу, который в этот момент большим пёстрым платком вытирал свою глянцево-бритую, загорелую голову и шею. На вопрос Виталия он неохотно кивнул и коротко бросил:

— Знаю.

— А натворил он немало, — продолжал Виталий, стараясь уловить настроение Ивана Фомича. — Пистолет у него оказался, стрелял из него.

— Господи! — снова, уже испуганно, всплеснула руками Авдотья Спиридоновна и даже ойкнула от неожиданности. — Да что он, сказился? Смирный же был. Я его, считай, второй год знаю. Ничего такого за ним не водилось.

Ну погулять любит, это да. Дело их молодое… Но по людям палить… Это что же такое…

Старушка была не на шутку испугана неведомыми повадками своего жильца. А вот Иван Фомич вроде бы даже успокоился.

— Парень, я скажу, неясный, — прогудел он рассудительно. — Всё, как говорят, можно ждать. А так на работе исполнительный, толковый. Замечаний нет.

— Один дружок его мне поведал, — неожиданно сказал Валя Денисов, обращаясь к Ивану Фомичу, но тут же, оборвав себя, вдруг спросил: — Зарплата у Серкова, между прочим, какая была, не скажете?

— Ну, сто двадцать шесть, — неохотно пробурчал тот. — Без премиальных.

— А премиальные какие?

— Рублей шестьдесят.

— Всё равно не разгуляешься, — как бы даже удовлетворённо констатировал Валя. — А вот он, оказывается, за одну только фирменную куртку двести пятьдесят выложил. Не говоря уж о машине и ресторанах. Откуда бы таким деньгам взяться, спрашивается?

Под упрямым Валиным взглядом Иван Фомич заёрзал на стуле и неуверенно пробурчал, глядя куда-то в сторону:

— Пистолетом своим, стало быть, зарабатывает.

— Ан нет, — усмехнувшись, покачал головой Денисов. — Не угадали, Иван Фомич. Приятелю своему он так ответил: «Надо уметь крутиться, а крутиться — значит не воровать, а соображать». Вот какой у вас мыслитель работал.

— Он намыслит, — сердито проворчал Иван Фомич. — Ишь философ! А сам, оказывается, пистолетом. Видали? А уж на работе был ниже травы, сукин сын.

Иван Фомич был переполнен благородным негодованием.

— Кстати, — вмешался Виталий. — Серков говорил, что начальника его зовут Николай Александрович. Это кто такой?

— Николай Александрович? — удивлённо переспросил Иван Фомич. — Нет у нас такого. И не было. Николай Борисович есть, Николай… Викторович есть. Кто ещё?.. Всё. Больше и Николаев-то нету.

— А Гена у вас работает, дружок его?

— Какой ещё Гена? Нет у нас такого.

Иван Фомич в который уже раз вытер заблестевшую от пота голову. Видно, этот разговор давался ему нелегко.

— Он тоже ночевал у Авдотьи Спирндоновны, — пояснил Виталий.

— Не знаю такого.

— И вы Гену не знаете, Авдотья Спиридоновна? — обратился Виталий к старушке.

— Бог миловал. И не слышала, и не хочу… — Она растерянно и сердито замахала рукой и повторила: — Бог миловал.

— Кто он такой, интересно знать, где работает, — задумчиво сказал Виталий.

— Надо полагать, здесь, в Лупановке, работает, раз ночевать оставался, — пожал плечами Иван Фомич.

На этот раз в тоне его ощущалось некоторое облегчение, было очевидно, что неведомый Гена нисколько его не волнует и за него он никакой ответственности не несёт. Другое дело этот проклятый Серков.

— А его надысь спрашивали, Гарика-то, — неожиданно сообщила Авдотья Спиридоновна.