Большая Хета сердится
Шрифт:
А потом Сохо пел лиственнице песни. Про то, что он скоро станет охотником, у него будет ружьё и он будет шибко метко стрелять дичь. А когда окончит школу, станет капитаном на «Омике», а может, и на большом лесовозе, что по Енисею ходит.
Лиственница хорошо слушала, не перебивала.
Но сегодня ему некогда с ней разговаривать, он только погладил шершавый ствол. Сегодня они с Олеконе пойдут проверять сеть. Их сеть.
У многих ребят посёлка давно уже есть свои сети. А у них с Олеконе всё не было. И они приставали к отцу: «Когда же у нас будет?»
Мама говорила: «Будет и у вас.
А отец молчал. Чинил сети, развешивал на вешала для просушки — и ни слова…
А вчера, когда они вместе ставили сеть у того берега, вдруг сказал:
— Теперь это будет ваша. Сами будете смотреть за ней, добывать рыбу.
Сохо чуть в реку не свалился, так рад был. Он уверен: они с Олеконе справятся, всё сумеют — проверить сеть, взять рыбу, починить сеть, просушить, заново поставить. Олеконе тоже была рада, Сохо видел это, хотя она ни слова не сказала.
А вот Большая Хета почему-то не радуется вместе с ними, вон как разошлась — потемнела, наморщилась. Белые гребешки волн гонятся друг за дружкой. Может, они хотят от ветра убежать? Не-е-т, от ветра не убежишь!..
Сохо стало зябко, и он побежал к чуму. Пора было уже будить Олеконе. «Как запущу транзистор, сразу вскочит!»— усмехнулся он. Транзистор у них совсем недавно, и Сохо вот как любит запускать его! Громко, чтобы всей тундре весело было. Дома, в посёлке, они обычно с Тэнеко запускают его.
Тэнеко — друг Сохо. Вместе всё веселее делать. Но у Тэнеко, перед тем как им идти в лодках сюда, на добычу рыбы, вдруг заболел зуб. И его мама, Марфа Прокопьевна, сказала:
— Мы маленько подождём. Залечит доктор зуб Тэнеко, и приплывём к вам.
«Скорее бы! В два-то чума жить куда лучше», — думает Сохо. Мама говорит: «Рыбы в Большой Хете на всех хватит, Хета вон какая широкая!»
Включать транзистор не понадобилось. Когда он сунул голову за полог, увидел, что Олеконе уже встала и возится с дымокуром. Надо же выгнать из чума комаров! С вечера их набралось ужас сколько, сестрёнкам спать не дают, они во сне так и мечутся. Только бы не проснулись, а то начнут просить, чтобы их взяли. А куда их, мелюзгу, брать!
За ситцевой занавеской похрапывал отец. Они с мамой тоже ещё спали.
— Однако, отправляться пора, а Большая Хета сердится, — зашептал Сохо. — Шибко сердится. Волны вон какие большие!
Олеконе не ответила. Мелко наломанные ветки не хотели разгораться. Пойдёт она проверять сети или скажет: «Подождём, пока Хета угомонится?» Может, маленько и надо бы подождать. Но ведь там, в сети, наверно, уже бьётся пойманная рыба, их первый улов! К тому же, что скажет отец, если они не пойдут? Скажет: «Рано я вам сеть отдал, не добытчики вы ещё…»
«Пойдём, — решил Сохо, — а с Большой Хетой и сладить можно. Он знает — как».
— Хочешь, возьмём бутылочку с рыбьим жиром? — предложил он Олеконе.
Олеконе метнула на него сердитый взгляд: видишь, не ладится!
— Возьмём, — сказал Сохо и опустил полог. Он не раз слышал, как старый дедушка Лема говорил: «Если волны хорошо смазать рыбьим жиром, они сразу утихнут, и тогда плыви без опаски!»
Все съестные
Когда Сохо вернулся, по чуму уже расходился дымок, дымокур наконец-то разгорелся. Олеконе связала ремешком на затылке волосы, а когда надела отцову меховую шапку, стала совсем походить на настоящего добытчика-рыболова. Да они теперь и есть добытчики! Сегодня пойдут проверять сеть. Сохо пригладил пятернёй волосы, чтобы не лезли в глаза, и тоже нахлобучил шапку — на реке будет холодно. Они взяли прислонённые к чуму вёсла и стали спускаться к реке.
Внизу ветра почти не было, и волны у берега небольшие, чуть хлюпали о камни. А дальше — вон какие!.. Сохо собрал кучку камешков, густо смазал рыбьим жиром и забросил насколько смог дальше в реку. От них на воде остались масляные пятна, будто мамины зеркальца. Они расползались, но волны не становились меньше. Может, не сразу послушаются, а когда поймут, что на них потратили целую бутылочку рыбьего жира?..
Олеконе и Сохо навалились на лодку. Неохотно, словно чувствуя силу не взрослых ещё людей, она наконец сползла в воду. И сразу же нетерпеливо закачалась.
Едва вышли из-под высокого берега, как ветер налетел, словно подкарауливал, напористо хлестнул Сохо по спине, подхватил лодку и понёс. Теперь лодка, как живая, сама заторопилась, заюлила на волнах. Олеконе гребла не спеша, лишь направляла её наискосок к другому берегу. Сохо оглянулся. Верхушка чума, лиственница быстро уходили в сторону.
— Ждите нас с богатым уловом! — крикнул Сохо.
Их сеть стоит во-о-н за тем мысом. Отец сказал: «Тут шибко идёт стерлядь». Что, если этой стерляди набьётся полная сеть и они нагрузят лодку до краёв! Ну, даже не до самых. Вот обрадуются мама и отец! А сестрёнки даже визжать начнут. А когда придёт «Омик» — он у всех рыбаков забирает добытую рыбу, — отец скажет капитану: «Это моя рыба, а это — моих помощников. Вот они: Олеконе и Сохо».
На середине реки, на просторе, ветру ничто не мешало, и он вовсю разыгрался с волнами. Срывал с них острые верхушки, швырял пенные брызги. Одежда быстро намокла, по шее, по спине побежали холодные струйки. Лодку уже не раскачивало, а бросало. Нос вскидывался и нырял вниз. Сохо цепко держался за борта. Он взглянул на сестру. Она закусила губу, а глаза её стали как узкие щёлочки. Ага, значит, ей тоже и страшно и весело!
— Смотри, нас проносит мимо! — заволновался вдруг Сохо.
Олеконе мельком глянула и стала грести размашистей. Но волны ударяли в борт, не пускали к берегу. Волны играли с ними. А им не до игры, у них дело.
— Они не стихают, — крикнул Сохо, — им, наверное, надо сто бутылок с жиром!
«Наверно», — сказали глаза Олеконе.
Она очень старалась перехитрить ветер и волны. И всё же их пронесло мимо мыска. Вместе с шумной волной лодка ткнулась носом в мшистый камень, развернулась и прижалась бортом к берегу.