Большая игра в рукаве Ориона. Роман второй. «Золотое дно»
Шрифт:
Я помнил, что Игорем звали лидера русских ирредентистов Одинцова. Вот как. Так они друзья. Почему-то я не удивлён…
– Ты знаком с полковником Одинцовым? – спросил я Павла Рязанцева.
– Учились когда-то вместе, в Москве, в историко-архивном, – пояснил Рязанцев. – Гражданская специальность, знаешь ли.
– Интересная история у нас получается, – сказал я, всё ещё сидя на металлокерамике бимса, – Хоть кино снимай.
Индикатор кислородной насыщенности шлюза загорелся зелёным.
– Давай, – усмехнулся я, – пускай своих друзей.
– Надеюсь, – сказал Павел серьёзно, открывая шлюз и внося необходимые изменения в систему «свой-чужой», – они станут и твоими тоже.
– Посмотрим, – только и ответил я.
Я отключил и отложил за спину автоматическую винтовку, сел в кресло, закинул ногу на ногу, и с интересом приготовился наблюдать за происходящим.
Шлюз открылся, в него ввалилось целая толпа десантников, похожих на ос. Такое сходство придавала широкая жёлтая полоса, пущенная через устройство камуфляжа по черно-белому имперскому доспеху. Получался черно-жёлто-белый флаг. С момента захвата повстанцами «Орла», флаг стал прочно ассоциироваться с ними.
Из толпы, прямо к Рязанцеву, направился один из русских десантников, с большим таким вот «осиным» угольным шевроном на рукаве. По пути он снял шлем, и я узнал полковника Игоря Одинцова. Выглядел он совсем так, как его изображали медиа: лёгок, подтянут, мускулист, но не так тяжело, как принято в десанте. Он носил, как и Головин усы – как писали его поклонники и особенно поклонницы, это придавало ему сходство с русскими деятелями далёкого прошлого. Вероятно, это ему льстило, раз он их носил. На мой взгляд, выглядели, эти, слегка закрученные вверх, усы глупо. Сам Одинцов нравился людям, и, как я ранее уже говорил, был лично мне симпатичен тем, что слова у него не расходились с делами. По моему личному мнению – это был очень неплохой для русских вариант нового военного лидера, когда умение нравиться людям, решительность и военная удача сочетались в одном человеке. Время для Игоря Одинцова сейчас было тоже подходящее.
Как мне показалось, он был, немного, позёр:
– Павел…, – с радостью и явным удовольствием от встречи сказал Одинцов, подходя и обнимая Рязанцева, – это было грандиозно! Прими мои комплименты. Образцовый показательный бой, как на тренажёрах. Правдоподобность, азарт – всё на такой тонкой грани!
Русские вообще любят обниматься. Похоже, что объятия – ритуальный элемент их боевого братства. У имперцев это исключительно солдатский обычай. Совсем не могу представить себе, чтобы обнимались имперские или ганзейские офицеры. Дистанция.
– Игорь, – сказал Рязанцев, – хочу представить тебе: капитан рейдера «Барон фон Врангель», Франц фон Кассель.
– Рад видеть Вас, капитан, – сказал мне Одинцов на хорошем имперском. Он подал мне руку и по-имперски же щёлкнул каблуками десантных гравиботинок, – Полковник Одинцов, к вашим услугам.
– Я немного говорю по-русски, – сказал я, отвечая на приветствие – Могу сказать, что я Вас таким и представлял.
– Без хвоста, как у продвинутой части человечества? – пошутил Одинцов на тему модификаций тела у террисов, и добавил, – У нас мало времени, друзья, нужно решать, как действуем дальше, не поменялись ли наши планы. И вообще, мы можем остаться втроём? – спросил он то ли меня, то ли Павла.
Интересно, кто-то видел когда-нибудь терриса с хвостом?
– Капитан? – посмотрел на меня вопросительно Рязанцев.
– Всем покинуть отсек управления, – приказал я, оглядывая капитанский мостик.
– Я не могу, – раздался голос Юкки фон Бёма из его ниши. – Я здесь не один.
Глаза Одинцова окинули пространство отсека и, увидев фон Бёма и «скульптурную» группу из лежащих бескрайних с ним рядом, заиграли весёлыми искорками.
– Наш медик, лейтенант фон Бём, – пояснил Рязанцев.
– Разрешите полюбопытствовать, – спросил Одинцов, подходя к неподвижным телам офицеров Альянса, не подававшим никаких признаков жизни. – О! Вот как вы решили эту проблему. Остроумно. Ваш медик нам не помешает. А Вы не хотите выбросить этот мусор за борт, капитан? – спросил Одинцов, повернувшись ко мне.
– Я не успел подумать об этом, – сказал я, – настолько я не был в курсе, как Вы сказали Павлу «наших» планов, и Вашей спецоперации.
Одинцов с Рязанцевым переглянулись:
– Что Вы, капитан, – возразил мне Одинцов, – это ваша спецоперация! – Он особенно подчеркнул слово «ваша». – Я имею в виду Ганзу, продолжал русский полковник. – Как я понимаю, это очень большая спецоперация по спасению некоего капитана фон Касселя. Причем адмирал Ганзы Головин сильно рискует своей головой. Ведь так, Павел? – повернулся он к Рязанцеву.
Павел кивнул, с некоторой укоризной глядя на меня.
Ганзейские «гиены» Рязанцева, топая своими гравиботинками, вышли. Мы остались втроём в отсеке управления, если не считать Юкки фон Бёма с его подопечными.
– А почему Вы участвуете в их… – я запнулся, – в ганзейской… – в нашей, – наконец выдавил я из себя, – спецоперации?
– Тяжело Вам, капитан. – улыбнулся Одинцов, и плюхнулся в кресло, рядом с майором Рязанцевым, – Вы не возражаете? – спросил он то ли у меня, то ли у Рязанцева формальное разрешение.
Он с удовольствием покрутил себя в кресле, оглядываясь по сторонам, оценивая новый для него корабль:
– Хороши ганзейские инженеры, – сделал он комплимент ганзейскому кораблестроению, обдумывая ответ, на, вероятно, непростой для него вопрос. – Я участвую потому, что выбора у меня нет, – наконец ответил он мне. – Помните поговорку, про то, что «враг моего врага мне друг», капитан фон Кассель?
Я кивнул головой, оценивающе рассматривая его. Говорят, у русских это не принято, но мне было не до приличий и этикета.
– Мне, моим людям и идее, которой я служу, это выгодно, – продолжал Одинцов, разглядывая снова тела трёх бескрайних, вокруг Юкки фон Бёма.
– А какой идее Вы служите, полковник? – спросил я с интересом.
– Чтобы не говорить долго сейчас, ведь у нас мало времени, – сказал Одинцов, и искорки снова мелькнули в его глазах, – считайте, что я гуманист.
Рязанцев хмыкнул. Мне стало ещё интереснее. Я-то думал, что Одинцов начнёт говорить высокие слова о гражданской войне.
– Я абсолютно серьёзно, друзья, – настойчиво повторил Одинцов, – Вы ведь знаете, что эти представители «Свободных Миров», – он кивнул на лежащих террисов, – устроили на нашем Екатеринодаре. И Вы ведь точно помните ваш имперский Аахен, капитан, – он посмотрел на меня, – Ведь хорошо помните?