Большая книга по педагогике для родителей. Как выстроить правильные взаимоотношения с вашим ребенком
Шрифт:
Представьте себе, что вы работаете с несколькими сотрудниками в одной комнате. Вы их воспитываете? Да они навсегда возненавидят вас за одно-единственное замечание, пусть даже и справедливое! Так и с детьми. Они тоже без радости относятся ко всем, кто их «воспитывает», делает им замечания и читает им нотации. Воспитание без воспитания – это жизнь с детьми в сотрудничестве. Отношения сотрудничества, когда их удается установить, воспитывают лучше любых воспитательных мер.
«Не учите меня жить!»
Страсть к воспитанию – одна из самых необоримых человеческих страстей. Каждый из нас кончал домашнюю педагогическую академию, каждый вроде бы знает, как надо воспитывать – так
Детская душа не поддается управлению – с ребенком можно лишь общаться, причем под словом «общение» я понимаю не всякий контакт, а только душевный. Управление и общение – действия совершенно разные, хотя в реальной жизни они часто сплетаются воедино и даже называются одним и тем же словом – «воспитание». Это все равно что складывать книги в стопку или читать их: в том и другом случае действия с книгами, но ведь есть же и разница! Управлять может только старший – младшим, сильный – слабым, а общаться как равные могут два любых человека, если между ними не стоит желание превосходства, «верха», власти. Управление, при всей его необходимости, иногда гнетет, а общение всегда поднимает, потому что вызывает к жизни лучшие силы души. Если воспитатель не умеет управлять детьми, он пропал; если он умеет только управлять – пропали дети.
Мальчик залез на дерево – это опасно для его жизни и служит дурным примером другим детям. Педагогика управления учит меня, как сделать, чтобы дети не лазали по деревьям, а занимались полезным делом, учит, каким тоном крикнуть мальчику: «Слезай сейчас же!» – и как наказать его, когда он спустится на землю. Педагогика общения, напротив, вовсе не говорит о том, как правильно снять мальчика с дерева. К разочарованию многих, она утверждает, что никакого «правильного» голоса, тона, способа, приема нет, что бывает, один отец тихо попросит – и сын послушается, а другой в ярости начнет стучать кулаками – и ничего не добьется, потому что все зависит от того, что за человек этот отец, насколько доверяет ему мальчик, как сложились их отношения. А скорее всего, мальчика вообще не следует снимать с дерева; надо просто стоять внизу, отчаянно трусить, но виду не подавать, да еще и похвалить сына тихонько, потому что наш мир в основном устроен руками тех людей, которые в детстве лазали по деревьям. Да, педагогика общения очень трудна! Ее спрашивают: «Как сделать?», а она отвечает вопросом: «А что вы за человек?»
Принято подчеркивать: воспитывает все, воспитывает каждый сантиметр и каждый встречный. Так оно и есть. Но слишком в это поверив, мы порой опускаем руки: коли воспитывает все, что же я могу поделать с ребенком? Я, воспитатель, беспомощен!
Так ли это? Вот у вас полчаса в день на сына – что ж, он может быть прекрасно воспитан и в эти полчаса, если мы будем помнить, что воспитание – это не уход, не надзор, а общение.
Каждый день ребенок получает некую порцию поощрения и порицания. Так вот, встречаясь с ним на полчаса, мы обычно торопимся выдать ему всю дневную норму порицаний. Ребенок не слышит доброго слова, а потому нередко стремится еще и сократить этот получасовой сеанс.
Нет сегодня реки на свете, которую не перекрыть плотиной: техника позволяет все. Все возможно! Но невозможно на каждой реке построить плотину из песка – условия не позволяют. Проведем аналогию – почему, скажите, результаты нашей педагогической деятельности нередко противоречат замыслам, планам и намерениям? Сколько сил уходит – и так ничтожен эффект! Да потому, что мы порой добиваемся невозможного – строим на песке.
Дети – страшные консерваторы,
Дети – страшные консерваторы, но они же и бесстрашные новаторы: экспериментируют, исследуют, пробуют на глаз, на ощупь, на зуб, и этого родители боятся еще больше, чем консервативной привычки. Родительский идеал ребенка выражен словами одной мамы:
– А мой спокойный. Посадишь его – он и сидит.
Не правда ли, чудо-дитя?
Так из двух потребностей, определяющих жизнь каждого ребенка, – потребности в безопасности и в развитии – для нас, родителей, важнее первая, а для мальчика или девочки – вторая. Двенадцатилетние дети, например, больше страдают от травм, полученных ими в различных житейских приключениях, чем от болезней. Но эти приключения так нужны ребенку, эта тяга к развитию так сильна! Ему хочется бегать, лазать на высокие деревья… Мы останавливаем его, оберегаем: обуздать, укротить! Но сила эта чаще всего неукротима.
Нам трудно угадать, когда именно и чему учить ребенка. То опережаем его возможности – и тогда он сопротивляется, то опаздываем – и тогда учение не идет впрок. Одному в четыре года покажи азбуку – он станет с охотой читать, а в семь лет азбука будет ему скучна. Другому и в семь рано садиться за книжку, а надо бы потерпеть год-два… Мы в состоянии ускорить развитие ребенка, но в пределах, заданных природой; мы в состоянии направить развитие в нужную сторону, но не можем остановить его. В развитии детей нет выключателей, только переключатели! Наше воспитание, как правило, однобоко – мы люди практичные, озабочены развитием ума сына или дочери. А они, сами того не замечая, поправляют нас, сами добывают себе развитие – и физическое, и нравственное, и умственное. Ребенок больше нас стремится к цельности, но мы порой не поддаемся, мы гнем свою линию и часто побеждаем – на несчастье ребенка. Увы, детскую тягу к развитию во многих случаях удается преодолеть. Иногда она бывает так слаба по природе, что мы справляемся с ней грозным надзором или отупляющим учением, а затем торжествуем победу воспитания, погубившего ребенка.
По-моему, сильные родители для слабого ребенка – беда и несчастье. В нем развивается изощренность в сопротивлении, причем одни дети сопротивляются дурному, а другие – хорошему… Но силы подростка не безграничны; если они тратятся на войну с родителями, то он выходит в жизнь не закаленным, как думают, а сломленным. Чтобы этого не случилось, будем поддерживать в сыне, дочери тягу к развитию, чтобы она никогда не иссякала и не заглохла.
Вторая потребность ребенка – потребность в безопасности. Мы тоже думаем об этом: боимся простуд, машин, боимся, что он будет плохо учиться. Но его заботы – совсем другого рода.
Сначала, пока он еще под родительским надзором, он – самый слабый в этом мире. Он охраняет свою безопасность от родителей, которые ходят за ним по пятам и говорят «нельзя», шлепают по рукам и сердятся. Как же велик запас доброты у маленького, если он сохраняет ее лет до трех, до пяти и все еще бежит к нам и ласкается!
Но вот он подрос, впервые вышел во двор. И опять он самый маленький, каждый может ткнуть, обидеть! Кто ему теперь нужнее всех на свете? Защитник, заступник, свои люди, «наши». Так начинается великая, на всю жизнь, игра в «наших» и «не наших», в своих и чужих, игра, диктуемая острой нуждой в безопасности. «Наши» – в нашем дворе, на нашей улице, а в чужом дворе, на чужой улице – «чужие». Я не могу оставить своих, я в них нуждаюсь. Мама ругает: «Где пропадал?» Он знает свою вину, но он ничего не может изменить! От безысходности маленький человек дерзит маме, грубит, но и завтра он будет во дворе столько же, сколько и все. Он должен быть «своим», его безопасность теперь зависит уже не от мамы с папой, а от ребят во дворе.