Большая книга приключений для мальчиков (сборник)
Шрифт:
— Все, — Витька привалился к стене и ловил воздух.
— Голова цела? — спросил Жмуркин. — Голова цела, я спрашиваю?
Витька пощупал голову.
— Цела.
— Не твоя, балбес. Волчья.
— А что с ней будет!
— Ну и славно, — Жмуркин улыбнулся.
— Трамвай, — Генка указал пальцем, — трамвай идет…
Глава 2 Вопросы вдохновения
— В конце концов он давно хотел снять кино, — рассуждал Витька, пока они с Генкой шагали к Жмуркину. — Вот теперь ему и представился шанс. Пусть, наконец, покажет,
— Пусть. А то вопит: я режиссер, я талант, дайте мне камеру, я переверну мир! Вот пусть и продемонстрирует. Пускай. Он что там, сценарий пишет?
— Ага. Пишет. Сочиняет. Поглядим, что он там насочинял, — хмыкнул Витька.
— Поглядим. Пришли уже.
Витька и Генка вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице.
— В газетах знаешь чего понаврали? — Генка стучал по перилам. — Что сумасшедший миллионер раскидал над городом с воздушного шара восемнадцать тысяч долларов. В честь восемнадцатилетия своей дочери.
Витька остановился перед дверью и нажал на звонок. Дверь открыла жмуркинская мать.
— Здравствуйте, — сказал Витька. — Мы пришли.
— Вижу. — Мать запустила ребят внутрь. — Только он к себе не велел пускать. Он работает…
Генка мерзко захихикал, а потом сказал:
— Работа не баобаб, в лес не убежит.
— Труд сделал из обезьяны человека, — добавил Витька.
Мать Жмуркина погрозила Витьке пальцем и ушла в кухню. Кавказская овчарка Жмуркина Снежок посмотрела на Витьку, затем на Генку, поняла, что ей тут ничего не обломится, и тоже отправилась в кухню, откуда явственно несло жареной колбасой и тушеной капустой.
— Хотя Жмуркину уже ничего не поможет, — сказал Витька. — Разве что ты изобретешь машину времени, мы отправимся в прошлое и помешаем жмуркинским дедушке и бабушке встретиться. Тогда Жмуркин не появится на свет, и свет будет от него избавлен.
Генка с сомнением покачал головой, стянул кеды, сунул ноги в тапки-лапти и двинулся к комнате Жмуркина.
Жмуркин открыл не сразу. Он долго чем-то шуршал, звенел, двигал мебель. Затем за дверью громыхнуло, взвизгнул Жмуркин… Через секунду клацнула щеколда, и в щель высунулась жмуркинская физиономия.
— Ты, умник, — Генка отодвинул его плечом и вошел в комнату, — зачем тебе засов, а? Что честному человеку прятать от своей матери?
Жмуркин прыгал на одной ноге. По полу каталась тяжелая бронзовая ваза.
— Я тебе объясню, Ген, — Витька тоже просунулся в жмуркинскую берлогу. — Жмуркин просто берет в своем кинотеатре диски со свежайшими фильмами, записывает их на кассеты и сдает одному толкачу на базаре. Он еще все время справа от входа стоит, и глаза у него такие бегающие. Жмуркин барыжничает, а мама его — человек старой закалки — барыг не переносит. Вот он на дверь засов и поставил!
Жмуркин возмутился:
— Неправда! — Он поймал вазу и зашвырнул ее под кровать. — Грязная ложь! Я никогда этим не занимался! Никогда не пиратил и не барыжничал. У меня принцип!
— Все так говорят, — сказал Генка и уселся в кресло. — Все говорят, что у них принципы, а потом выясняется, что принципы — принципами, а кассеты палить — тоже неплохо. И очень выгодно. А что это у тебя тут такой беспорядок?
— А, — Жмуркин махнул рукой. — Работаю…
Повсюду — на столе, на стульях, на диване, на полках с видеокассетами, даже в корзине Снежка — валялись листы бумаги. Большинство листов было скомкано, часть разорвана на клочки разного размера. Имелись, впрочем, и целые. На столе Жмуркина, обычно занятом резиновыми фигурками киногероев, свернутыми в рулон постерами и фальшивыми статуэтками Оскара, стояла, высовываясь из вороха бумаг, пишущая машинка. Машинка, судя по форме и размерам, была древняя. Витька вдруг совершенно неожиданно подумал, что этой машинкой, наверное, убили какого-нибудь не очень известного писателя, а потом хорошенько отмыли в керосине и отнесли в комиссионку. А охочий до всяческих раритетов Жмуркин ее по дешевке прикупил.
Кроме бумаги, комната была завалена квадратиками шоколада, поломанным печеньем, огрызками яблок, сушками, орешками и курагой. Видимо, Жмуркину не хотелось отрываться на еду, и он подкреплял свои силы не отходя от кассы. От всего этого комната Жмуркина приобрела вид обиталища безумного гения. Да и сам Жмуркин выглядел соответственно: волосы растрепаны, пальцы в чернилах, лицо тоже в чернилах, глаза по-вампирски красные. Одет интересно: тельняшка, на шее толстый кожаный ошейник, позаимствованный, видимо, у Снежка, широченные штаны, сшитые то ли из толстой джинсы, то ли вообще из брезента.
— Мама сшила мне штаны из березовой коры… — прокомментировал жмуркинское одеяние Витька.
— Работаешь, говоришь? — Генка взял вазочку с орехами и опрокинул себе в рот. — Это хорошо…
— Работаю-работаю, — угрюмо сказал Жмуркин. — А вам чего надо?
— Что значит „чего надо“? — Генка швырнул в Жмуркина подушкой. — Ты сказал, что напишешь сценарий, и исчез почти на целую неделю! Сценарий готов?
— Я пишу. — Жмуркин умудрился указать глазами как-то сразу на всю комнату. — Работаю.
— На пишущей машинке? — спросил Генка. — Ты что, компьютер не мог раздобыть на пару недель?
Жмуркин посмотрел на Генку с презрением.
— Компьютер — это для простонародья… — сказал Жмуркин.
Витька не выдержал:
— Человек с фамилией Жмуркин вряд ли может рассуждать о вопросах происхождения.
Жмуркин надулся и промолчал. Он уже неоднократно заикался о том, что ему не очень повезло с фамилией, все-таки „великий режиссер Жмуркин“ как-то не звучит, как-то не так, по-детсадовски. Поэтому свою родовую фамилию Жмуркин собирался сменить на более благородную и более кинематографическую. Желательно даже двойную. Пецкин-Чарторыжский, Топоров-Лудилин, Дурново-Игнатьев… Жмуркинская мама была против, но сам Жмуркин считал, что ему видней.
Витька добивал Жмуркина:
— Человеку с такой фамилией лучше всего работать… на кладбище. Или в морге. Слушай, Жмуркин, это ведь роскошно — работать в морге. Тихо, спокойно, хорошо.
— Это мы еще посмотрим, кто где работать будет, — огрызнулся Жмуркин. — Посмотрим, кто в морге будет работать, посмотрим, кто без счастья останется…
— Ну ладно, — остановил спор прагматичный Генка. — Показывай лучше, чего ты тут наработал?
— Ну… — протянул Жмуркин. — Я в процессе, я в поиске, так сказать…