Большая книга ужасов-10
Шрифт:
– Не мог, – согласился Мишка. – Ты бы взял воду для цветов, она ближе.
– Вот видишь! – (Как моего братца легко убедить!) – Я же говорю – сон.
– Угу. Спокойной ночи.
– И тебе.
Минут пять я стоял, боясь шевельнуться: наблюдал, как засыпает Мишка. Потом глянул на потолок. «У тебя еще две комнаты, полные бесенят!» Спасибо, что напомнил.
Родители и тем более бабушка с Ольгухой – это вам не Мишка. Их так запросто не польешь молоком и не скажешь: «Тебе приснилось». Я не представляю, как буду оправдываться, если вдруг кого-нибудь из них разбужу. Сделаем проще.
В
Бесы были тут как тут. Маленькие, шустрые, как мыши, они выходили шевелящейся тучей. Ну и как их считать?
Я сообразил, что, если буду ждать всех здесь, они могут и вернуться. Надо дежурить у двери квартиры, чтобы захлопнуть ее за последним бесенком. Продираясь сквозь шевелящуюся кашу (гадость какая), я оказался у двери. Тут уже никого не было, зато сверкал вылизанный пол. Вроде все. Захлопнул дверь, прошел к себе.
– Все, потолок?
«Бесы – все. Но к Мишке идет бабай».
Я хотел переспросить: «Какой-такой бабай?» – но кто-то хлопнул меня по плечу.
Глава VIЗато он ловит мышей
Конечно, в детстве я читал стишок про Бармалея, смотрел фильмы про Кинг Конга и Фредди Крюгера, я видел Ольгуху в бигуди и бабу Нюру на пляже. То есть до последнего момента у меня были все основания полагать, что я не трус. Но вид бабая заставил меня изменить мнение. Он стоял близко, так что я слышал запах его волос (мох, мыши и зола), и выглядел так, что караул. Кинг Конг, Фредди Крюгер и дядя Паша-лесник в одном флаконе. В его мшистой бороде бегали муравьи, а в волосах росла клюква. Жуткое лицо, все в ожогах, как будто его лупили горячим утюгом. Руки-ноги если не деревянные, то по цвету очень похоже, и лапти, как поленья, огромные.
Нет, я не завопил – побоялся разбудить Мишку, не соображая, что он уже не спит, а брыкается у Бабая в заплечном мешке:
– Димон, кончай прикалываться! Че за фигня, Димон!
Наивный, думает, это я его поймал и сейчас утащу в лес. В лес?!
Бабай придирчиво оглядел меня, ткнул в грудь грязным пальцем:
– Великоват. – И выпрыгнул в окно. Я только сейчас заметил, что оно открыто.
«Чего стоишь? За ним!» – написал потолок, и я послушно рванул к окну. Подбежал, обернулся...
«Куда ты, чумовой! Хоть веник возьми!»
– Какой веник?
«Какой?! Пешком не догонишь. Не положено вообще-то, но в экстренных случаях можно. Смотри, чтобы никто из управы тебя не увидел».
– Из какой управы... Ой, он уходит!
«Неважно! Бери веник, садись верхом – вмиг догонишь!»
Я сбегал на кухню, схватил веник, вернулся к себе, встал перед окном, оседлал веник (ой, как же это все долго!)...
«Лети!» – написал мне потолок.
Ну я так ногами оттолкнулся, что тапочку потерял. В ушах залихватски свистнуло, рвануло назад (еле удержался!), в лицо ударила струя холодного воздуха. Назад уже не рвало, а так, потягивало. Я крепче ухватился за веник. Что там потолок писал про «не положено»? Ой, не положено летать на вениках осенней ночью в одних трусах. Холодно потому что. Пальцы заледенели в момент, и зубы начали стучать, какая тут радость полета? Чего меня сюда понесло? Ах, да, Мишка! Я наконец сподобился посмотреть вниз – прикольно. Крыши домов были близко-близко, я едва не скреб их пятками. Бабай улепетывал через двор, в свете фонарей я отлично видел его громоздкую фигуру, которая теперь была жирной точкой. Вот спикирую сейчас ему на шею, схвачу мешок – и домой. Удержать бы только!
Я чуть наклонил вперед ручку веника и камнем полетел вниз. Бабай все еще бежал через двор, я на венике его настигал. Чтобы схватить мешок, надо хотя бы руку освободить, а я не мог: летел, вцепившись в веник, отпущу – свалюсь же. До спины бабая остались считаные метры, если сейчас не отпущу этот проклятый веник...
* * *
Меня дернуло вперед, назад, двинуло по лбу вениковой ручкой.
– Ой! Что творишь, Уй-ияси-джан?! – Бабай наклонился надо мной. Я лежал на земле, придавленный веником. – Прости, не признал сперва, думал – ребенок. Сказал бы, что ли, чем по воздуху за мной гоняться. Прости, дорогой!
Бабай участливо подал мне руку. Мишка в мешке завыл:
– Пусти, скотина!
Я потряс головой:
– Кого не признал-то?
– Так тебя, Уй-ияси, решил, что второй ребенок не спит.
– Я и не спал.
– Конечно, какой тебе ночью сон, когда работы полно! Ну не сердись! Хочешь, мышей старых заберу? Ты, я видел, без кошки маешься. Потерял или не завел еще?
– Потерял. Забери, а? Мне за ночь все не успеть... – Не знаю, за кого принял меня бабай, но пусть он и дальше меня таковым считает. Может, и правда, мышей заберет? Какой с них прок, с мышей-то?
– Не прибедняйся, Уй-ияси-джан! Идем заберу! – Бабай тряхнул мешок, и оттуда выпал осоловевший Миха:
– Димон, он меня украсть хотел!
– Больше не хочет. Пошли домой.
Мишка опасливо покосился на бабая и взял меня за руку:
– Он с нами пойдет?
– Да, ему мыши нужны.
– Зачем?
Хороший вопрос. Но я нашелся:
– Чтобы у нас не было.
– А...
Бабай плелся сзади и старательно оправдывался:
– Я вижу в окно: двое детей не спят, вот и забрал младшего. Не признал тебя в старшем, Уй-ияси-джан!
– Да ладно... – Мне даже неловко стало. Кто такой этот Уй-ияси, что его бабай боится? И почему меня приняли за него?
И почему со мной разговаривает потолок и полный дом бесенят, богарты в шкафу... В Москве, что ли, так принято?
Я перелез через подоконник, перекинул Мишку, бабай заскочил следом и тотчас пропал на кухне. «Молодец, – написал потолок. – Теперь приберись и можешь будить хозяйку». Да чего это он раскомандовался-то, а?
– Не буду!
«С ума сошел?»
– Димон, а чего такой бардак-то в комнате? – подал голос Мишка.