Большая книга ужасов 2015 (сборник)

Усачева Елена Александровна

– Хочешь, я с тобой останусь? – Аня спрыгнула с камня, красный дождевик зашуршал, опадая.

– Иди отсюда! – вместо Олега ответил Никитос. – Женщина на корабле – к несчастью. Нам Ушастой хватит.

И не было рядом Кати с ее заветным: «Поручик!»

– Я могу ее заменить. – Аня улыбалась, не слыша грубостей.

Миша вспомнил жаркую молитву на берегу и поспешно стукнул посохом:

– Не надо никого менять. Как решили, так и будет.

И вот тут Аня перестала улыбаться. Без улыбки лицо ее сразу стало некрасивым. Она хотела сказать что-то еще, но в верхушках деревьев зашуршало,

застонало, дождь пошел сильнее.

– Если мы сейчас не пойдем, останемся без ужина, – напомнил Володя.

На камнях неслышно показался Игорь. Он был мокрый с головы до ног. Широкополая панама на голове обвисла, с нее капало.

– Я новые петроглифы нашел, – сообщил он. – По дороге к реке. Мыс Кладовец. Нет, не так… Нос Кладовец. Пошли покажу. Там как раз тетя Яна стоит. Она нас чай пить звала.

Два раза приглашать не пришлось.

Петроглифы под дождем были почти незаметны. Странно: они несколько дней ходили мимо, спускались на пляж, но Дима почему-то проводил их прочь, не рассказывая, что здесь тоже есть изображения. Омытая дождем скала была красивого красноватого цвета, лишайники темными пятнами выделялись на ее боках.

После долгих дождей джип выглядел вымытым. Между сосен был натянут широкий тент. Под ним поместился костер и сколоченный стол с лавкой. Тетя Яна, как представил ее Игорь, оказалась невысокой худой женщиной. Она жестом фокусника выставляла на стол кружки и отмытые консервные банки. В углу лавки сидели два настороженных карапуза, до белизны выгоревшие и до черноты загоревшие. Испуг они демонстрировали недолго. Разглядев на шеях парней смешные бусы, они тут же оживились, доложили, что зовут их Костя и Глеб, что живут они здесь уже месяц, что мама у них крутой водитель, что «по тому самому мосту» она проехала легко. И еще раз проедет, если понадобится. Получив бусы, они сорвались с места, выясняя, у кого подарок круче, и больше парням за столом не мешали.

Тетя Яна каждому выдала по куску белого хлеба, придвинула открытую банку сгущенки.

Какое же это было наслаждение – снова сидеть на лавке, а не мучиться на тонком коврике! Удобно, когда чашка стоит перед тобой на столе, а не норовит каждую минуту опрокинуться на землю. Здорово было сидеть под тентом и слушать шорох дождя. Здорово звонко цокать ложкой по стенкам кружки и смотреть, как бесится в чашке крепко заваренный чай.

– По ночам вам здесь не страшно? – спросил Миша. – Защитить-то вас некому.

Он кивнул на сопящих в упорном противостоянии карапузов. Они делили лишние третьи бусы, каждый тянул их к себе. Веревка еще держалась, но готова была вот-вот сдаться.

– Чего тут бояться? – Тетя Яна поправила платок на шее. – Я ни с кем не ссорюсь, вот меня никто и не трогает. Туристы мимо проходят. Очень редко кто, как ты, подходит и заводит разговор.

– А как же бес?

Странно она на Мишу посмотрела. Долгим холодным взглядом.

– А что – бес?

– У нас все перессорились на этом месте, передрались, – прошептал Миша.

– Я слышала, вы там шумели, – осторожно согласилась тетя Яна и снова на него посмотрела. Глаза у нее были серые. И очень внимательные.

– А здесь как?

Как раз в это время Глеб с Костей порвали бусы, зашумели, деля рассыпавшиеся кусочки.

– А здесь тихо. Мы здесь просто отдыхаем. Приехали на время. Я ни с кем не спорю, не завожу свои порядки. Идет дождь – прячусь, выходит солнце – сижу на берегу. Вы сюда пришли с чем-то своим, вот вам и кажется, что против вас тут кто-то выступает.

– Ничего такого! Все как у всех! – буркнул Санек.

– Ой ли?

– Да чего тут может казаться, когда беса видели! – возмутился Никитос.

– А вы уверены, что беса?

Возражать было нечего. Как его определись – бес это или нет. Подойти и спросить имя?

– Хек! Что ты с женщиной споришь? – через стол усмехнулся Володя. – Живут люди и живут.

Миша потянул на голову капюшон. С женщиной спорить – да, нехорошо. А бес ли был тот, кого они видели, – это интересно.

Над Онегой темнело. Тучи собирались в крепкий кулак, обещая бурю. Парни нехотя покидали лагерь. Миша проводил лодку и вместе с Олегом вернулся к капищу.

Он шел, чувствуя неприятный осадок. Можно, можно было все свалить на девчонок, сказать, что это их происки. Что из-за их претензий все и началось. Что если бы не их вопли, не их проклятья… Но и мальчишки тоже хороши – ссорятся постоянно. Как это прекратить? Прыгнуть в разлом? Туда палец только и пролезет. Неужели и правда нужна жертва, чтобы все это закончилось? И эта жертва – он? А вот это уже было по-настоящему страшно, поэтому Миша вышагивал по капищу, придумывая и не находя способов спастись. Может, и правда сбежать, как советует бес?

«Бежать», – стукнулось в голове.

Но он не хотел показаться трусом. Он справится. Он ничего не боится. Недаром пишет про смелых всадников и жестоких правителей, недаром в его рассказах свистят стрелы и кричат умирающие.

– Бежать!

И он побежал.

Широкий песчаный берег, где разбит лагерь, был тих и безлюден. Никитос следил за Катей. После очередной лекции Шаева она отправилась по пляжу к ближайшему мысу. Плеснулись весла. Никитос бросился к реке как раз вовремя, чтобы заметить, как от берега отходит лодка. Она вышла в раструб Черной и по озеру повернула налево. В лагере девчонок было тихо. Одинокая Леночка сидела около потухшего костра. У ее ног лежала Шкода. Ее накормили картошкой с тушенкой, и она благосклонно грелась около людей.

За деревьями набухала краснота. Словно маленькое солнце закатывалось в сосны.

– Это маяк? – спросил Никитос.

– Не знаю, – резко отозвалась Леночка. – Я теперь уже ничего не знаю. И вообще, я вас всех ненавижу!

Она пошла к своей экологичной зеленой палатке и так дернула полог, что легкая конструкция подпрыгнула.

Плеск весел затих, закрапал дождик. Никитос забрался под тент, уселся на рюкзаках. Если немного подождать, то можно все выяснить.

Он долго крепился, сжимал голову руками, зажмуривался, а потом распахивал глаза до боли, до рези. Но он дождался. И это был не плеск весел. Это были шаги. Поющие пески выдали идущих. А еще были голоса. Смеющийся Катин и бухтящий Шаева. Судя по звуку, они поцеловались. Никитос подался вперед, закопался в рюкзаках, почти вылез из-под тента, но вовремя повалился обратно.